Ей казалось, что она знает их уже давным-давно, сто лет – не меньше! И удивительного, такого экзотического и, в то же время, очень милого и обаятельного Эдди, и серьезного, жутко авторитетного Брэндона с его пышными кудрями и классическим английским профилем, и молчаливого, мягко улыбчивого Джимми, следившего за ней внимательным взглядом, и светловолосого Ричмонда, чьи просто нереально огромные голубые глаза казались бездонными, наполненными лазурной водой, переливавшейся в свете свечей… И уже все равно, что будет завтра, что с ней станется в этом уже надоевшем ей большом городе. Завтра – это тоже через сто лет.  А здесь… здесь уже и бара никакого. Стены куда-то утонули, канули в сумраке ночи. И никаких посетителей за соседними столиками, которых, впрочем, тоже уже не было. Тихая ночь под звездным небом и тенистой кроной раскидистого дерева, шорохи леса и четверо, откуда ни возьмись, появившихся парней, спасших ее от дождя и слез, в один миг ставших такими близкими, какими не был никто и никогда в ее жизни…

Она не помнила, как ее проводили, а скорее, перетащили, полу спящую,  в машину, как ехали они по ночному городу – Брэндон развозил всех по домам – как Эдди волок ее, едва ли, не на руках в их с Ричмондом квартиру. Только и заметила, почему-то, фонарь над крыльцом у входной двери, да как Ричи возился с замком. Очнулась ненадолго лишь под утро, когда за густыми зелеными ветвями сирени, росшей под окном, занимался рассвет. Зазвенели первые птицы… Ее заботливо укрыли пледом на красном диване, и снова засыпая, она услышала, как тикают часы на невысоком серванте темного дерева…