Эдди обернулся так, будто его кто-то позвал, закрыл глаза, помолчал несколько мгновений, а потом посмотрел на Мэри.

-Чувствуешь? Ты чувствуешь, Ли?? Только не спрашивай – что! Просто почувствуй!

И она послушно вдохнула воздух, глядя Эдди в глаза. Запах! Удивительный, навсегда запомнившийся аромат, несший намек на «последнюю» ноту очень редких духов, ласковых поцелуев и ожидания. Ожидания рассвета в прохладном, становящемся розовым тумане старого парка со спящими статуями и уставшими после ночного веселья догорающими факелами…

Эдди вывел ее в парк. С той стороны дома, где было безлюдно и тихо. Звуки праздника еле доносились сюда, в эти тенистые аллеи. И Мэри, наконец, увидела его таким, каким он был когда-то, этот старый, странный парк. Был, когда все начиналось, когда сюда впервые прилетела птица с лазурными крыльями и спела свою такую короткую и такую пронзительную для сердца песню. Аккуратные дорожки, усыпанные гравием, постриженные кусты, статуи…

-А где же… — начала было Мэри.

Но Эдди только легонько сжал ее ладонь, продолжая вести за собой.

-Вот он! – прошептал он, выводя ее вперед себя.

И она с заболевшими вдруг от выступивших слез глазами увидела фонтан. Нежно звенящие в ночном воздухе струи, падая с легким плеском в наполненную прозрачной водой мраморную чашу, омывали белую статую мальчика, будто, по-детски небрежно лишь присевшего на свой постамент. Милый мальчик! Теперь он был цел, он блестел в струях воды и ее слезах, обе его ручки держали тоненькую свирель, а спущенная вниз ножка купалась в переливавшейся  золотом факелов и лунным серебром воде. И тут она услышала. Да, да, сомнений не было, и Эдди своей улыбкой подтверждал это – Мэри услышала эту мелодию! Может быть, ту самую, что принесли синие крылья и ту, что услышал молоденький Эдди в то далекое туманное утро долгого, радостного летнего дня.