-Ты – единственная, Мэри Ли, — прервал ее Эдди. – Больше никому не довелось. Хотя просили, умоляли, плакали многие. Очень многие, Мэри Ли!.. Послушай меня!

Эдди сунул оба пустых бокала на поднос другого пробегавшего официанта и схватил ее за обе руки.

-Послушай, Мэри Ли!.. Ты спросила о Ричмонде… а заодно о Брэндоне и Джиме… Иногда мне кажется, что я видел их здесь. Или не здесь… Мне трудно это сказать. Они часто вспоминают обо мне, они страшно горевали, когда я ушел, и всем сердцем надеются, что я где-то рядом с ними. Я же плачу и подхожу к ним настолько близко, насколько это возможно… Это невыносимо, Мэри Ли! Страшны слезы потерявших, их боль и тоска! Но я ничего не могу поделать. Ничего… Я не подойду и не поглажу по голове, я не шепну ничего на ухо, не коснусь губами лба или щеки. Я лишь вижу их, слышу их голоса, понимаю, что до сих пор они ценят меня, скучают по мне, по лучшим дням нашей жизни, когда мы были полны сил, надежд, радости, не смотря ни на что… Я и сам здесь бываю не часто. И лишь потому, что в моей памяти, в моем сердце живет до сих пор тот август в парке, статуи, рассвет, мальчик со свирелью и… твоя любовь ко мне, Мэри Ли! Поэтому и ты сейчас здесь…Но ты уйдешь, а я останусь, не известно, как надолго. Может быть, навсегда… И я не уверен, что хочу возвращаться и снова проживать жизнь, с которой не смогу справиться. А вот ты, дорогуша… Ты так неизмеримо, так отчаянно любишь Ричмонда, ты так рвалась к нему всеми силами своей души, что тебя вернули почти сразу!.. Иногда я думаю о том, как бы сложилась моя, наша жизнь, если бы я тогда отдал себя тебе…