— Законы подлежат исполнению, даже если они кому-то не нравятся! — Удалая вбивала слова, словно гвозди. — А ваш старейшина наверняка мудр и не желает идти на поводу у толпы ради конечного блага всей планеты.

    — Но… Ой! — вскрикнул Кампа, почувствовав мое прикосновение: я налепила на спину его куртки метку.

    — Никаких ой! — женщина отстранила Кампу от микрофона. — Я констатирую, что вы в составе группы лиц совершили на своей планете преступление и пытаетесь укрыться здесь, в России. Вы — террористы, а в нашей стране с ними переговоров не ведут. Ваше место за решеткой!

    Я подошла к своему креслу и, уже было, протянула руку к оставленной минералке, но Семен Шульман меня опередил. Слушая Удалую, он то и дело что-то бухтел себе под нос. Затем схватил бутылочку и, приложившись к горлышку, одним махом выпил почти все ее содержимое.

    — Обращаю внимание всех собравшихся, — не унималась Удалая, — что в настоящее время почти все прибывшие, за исключением одного, содержатся в Лефортово и, как видите, на совершенно законных основаниях.

    — Ну не могу я слушать ахинею! — Семен Маркович поднялся с кресла и бодрым шагом подошел к микрофону, оттеснив от него Удалую. — Вы вообще кто, и как здесь оказались?

    — Подполковник Удалая, — растерялась женщина.

    — Ну, дала себе и дала, ваше право, — продолжил Шульман под хохот зала. — Но рассуждать о каких-то и где-то законах его вам никто его не давал. К тому же законы нашей родины в приоритете, я правильно понимаю?