Рано утром я заглянул в комнату матери, справиться о самочувствии и предложить погулять в парке, но нашел ее мертвой в своей постели. Было ли это совпадением, не знаю, только после ухода врачей наткнулся под подушкой на почти пустой флакон от лекарства, которое недавно заказывал в аптеке. В морге вскрытие делать не стали, просто поставили диагноз по болезни – так часто делали для тяжело больных «домашних» стариков. Похоронив мать рядом с отцом, я, разрываемый на части личным горем и беспокойством за Стефанию и Сахемхета, на следующий день вылетел в Каир.
Удачно сняв комнату рядом с домом Аджари, без проблем вернулся к прежней работе в запасниках музея, куда приняли обратно с огромным удовольствием. Ошибки не было: гроб со жрецом, действительно, исчез. Я встретился с Захией, чтобы прояснить судьбу двух очень дорогих мне людей. Но ответ был неутешительным: их искали добровольцы, военные, даже местные жители… Но оба Аджари и нанятые ими местные рабочие как сквозь землю провалились. На возвращение кого-нибудь из археологов я уже перестал надеяться: столько недель не было известий, волонтеры не нашли ни их останков, ни следов от лагеря.
Я не знал, какую ветвь христианства исповедовала Стефания, поэтому обошел все церкви Каира, ставил свечи и молился в каждой за нее, как живую, хотя, понимал, что обманываю самого себя. Молился и за Сахемхета… Бог-то ведь один, только имена у него разные и по-разному к нему взывают. Боже! Дай мне силы принять любую правду! Верни их мне, ибо они и есть моя жизнь!