Хранители библиотеки Древних
Часть 16

(Примечание: книга была готова, но я все откладывал ее издание: мне казалось, что на этом месте в повествовании зияет огромная дыра. Неоднократно перечитывая страницы рукописи, я хотел найти подходящий по смыслу текст, но безрезультатно, пока в поисках одного из старых распоряжений в кабинете Главы Службы древностей чисто случайно не обнаружил на дне сейфа обветшавшую папку с полустертой карандашной надписью «Этапы цивилизационного развития додинастического Египта. Черновик. Переписать в монографию». Но в изданных трудах отца такой работы не значилось.

Бегло взглянув на материал, я понял, что именно эти записи он делал в первую ночь своей семейной жизни на борту парохода – гипотезы о смене цивилизаций Древних, их технологиях, языке, архитектуре вперемешку с личным восприятием и размышлениями. Рукописи Сахемхета Аджари всегда были путаницей на трех языках, но здесь еще добавилась иероглифика Древних, так что мне потребовался словарь Птаххетепа, чтобы правильно понять текст. Отец по привычке начал в классическом научном стиле, но, видимо, так увлекся своей мыслительной деятельностью и потерял контроль над написанием, что даже встречались слова, где арабская вязь сплеталась в непонятный клубок с древнеегипетской скорописью. Он то писал фонетическое звучание разными буквенными символами, то выдавал абзацы по-своему упрощенной иероглификой додинастической цивилизации. Объем записи был небольшим, но расшифровка заняла месяцы.

Я решил оставить эту главу в переводе без смысловой редакции, со всеми отступлениями от темы и умозаключениями, так свойственными профессору Сахемхету Аджари. Где-то он слишком уходит в критику, где-то возмущается и срывается, где-то делает неверные выводы, но, думаю, это простительно для неотредактированного черновика, написанного влюбленным и опьяненным радостью ученым.)

Сегодня я стал безумно счастливым человеком с обручальным кольцом на пальце, и даже такой замечательный день не прошел без разговора о пирамидах и их строительстве. Эмилия снова натолкнула меня размышления о разнице технологий, культурных представлений, ценностях. Сейчас она сладко спит, а я сижу за письменным столом и мысленно путешествую сквозь тысячелетия, представляя мир Древних.
Еще в две тысячи первом году рассказал доктору истории Джонатану Брайтону о своих гипотезах по поводу появления Сфинкса на плато Гиза. Не побоюсь признать того, что в некоторых моментах я заблуждался, опираясь на факт, что древняя цивилизация была только одна.

Благодаря доктору Захии Хавассу и экскурсоводу Рашиду Фархази, смог познакомиться с трудами многих исследователей, говорящих о древней высокоразвитой цивилизации, жившей на территориях Южной Америки, Азии, Африки. У них же прочитал о глобальной катастрофе больше двенадцати тысяч лет назад – так называемом «потопе». Его размах и причиненный ущерб ужасают: волна высотой больше трех километров гуляла по Тихому океану, перемахивала через горы в глубь материков, сметая все на своем пути, а, отступая, покрывала прибрежные зоны слоем из камней, мусора, глины толщиной в сотни метров. Не буду говорить, что стало причиной столь катастрофического природного явления – не хочу предаваться фантазиям. Но «потоп» поделил тот мир на «до» и «после». Что же осталось от цивилизации «до», и что было сотворено «после»? Кто выжил, и как изменились технологии?

«Допотопное» время я бы назвал «каменным веком». Но не из-за их примитивности или жизни в пещерах, не из-за изготовления элементарных каменных орудий, а из-за виртуозной обработки магматических пород. Строители достраивали природную основу до нужной формы. Не только у меня складывалось впечатление, что камень был мягким, как глина. Блоки соединялись за счет замковых углублений и выступов одновременно в трех направлениях без зазоров. Получалась сейсмоустойчивая конструкция, способная растягиваться в трех направлениях и при этом не распадаться на части. Идеальное решения для территории с частыми землетрясениями. Еще один показатель – излишек материала на лицевой, немного округлой, стороне. Казалось, что камень выглаживали вручную, как глину, а излишек формировали в округлую или прямоугольную форму и оставляли на стороне. Почему его не убирали в мягком виде: техническая необходимость или допустимый побочный эффект, или функционал был выше эстетики? А, возможно, многочисленные небольшие выступы защищали красивый вид кладки от случайных ударов чего-то большого по размеру (как шины по краю пристани защищают от разрушения и ее, и борт корабля). Такая кладка встречается в горах Перу и в более простой версии в одной из стен Осирийона.

Но вернусь в Египет. Восемнадцать лет назад я говорил Джону о необыкновенном сходстве статуй большого храма в Абу-Симбел и Сфинкса на плато Гиза. Изучая фотоархивы с работ по переносу храмового комплекса на более высокое место, пришел к выводу, что его строители имели свой художественный стиль в изображении человека. Глаза не имеют привычной древнеегипетской подводки с длинными стрелками, взгляд направлен вниз, а не перед собой, брови намечены, но не очерчены, зато губы имеют тонкую кайму. Лицо идеально симметрично, обладает индивидуальными чертами и живостью. Основной материал – осадочные породы. Под эти характеристики идеально подходят статуи в Абу-Симбел и ростовая статуя Меритамон.

Можно сделать вывод, что «допотопная» цивилизация предпочитала строить из «пластилиновых» магматических пород, а ваять скульптуры из податливых «резцу» и хорошо впитывающих краску осадочных.

Раз мы считаем, что Абу-Симбел был построен до «потопа», можно смело предположить, что статуи изображают четырех людей, а не одного. Это хорошо видно по профилям, анфас претерпел универсализацию уже во времена фараонов. В храме с шестью статуями видим снова четыре мужские и две добавленные женские. Лица мужчин различаются, а женщина справа очень похожа чертами на Меритамон. Внутренние помещения большого храма также были сделаны в «допотопное» время: изваяния имеют те же стилистические особенности в изображении человека, как и снаружи. Однако, с полом во камерах поработали уже древние египтяне – поэтому сейчас он закрыт новым деревянным настилом.

Итак, статуи четырех мужчин, похожих и, одновременно, различающихся внешностью. Их сходство говорит о принадлежности к одной расе, а отличия – к разным, но имеющих общих предков, народам. Если предположить, что это был памятник миру между государствами того времени, то первого человека слева я бы отождествил с населением долины Нила, третьего – с жителями Анд, четвертого – с народами Индии. Именно третий колосс вызвал у меня странное чувство дежавю. Своими удлиненными чертами он напомнил одну из статуй Эхнатона, что имеет следы синей краски на ниспадающей части платка. Она – единственная из всех подобных – завораживала меня благородными, спокойными чертами лица, направленным вниз взглядом. Это изваяние должно было стоять выше человеческого роста, чтобы тот, кто находился внизу, поднял голову, и живой взгляд встретился с каменным. По-видимому, Эхнатон или его люди обнаружили остатки города «Допотопных» Древних, и правитель не на шутку решил заняться исследованием находки. Только с царским размахом. Раз город сильно вырос, значит фараон там подолгу жил, и из загородного дворца Ахетатон стал столицей. Найденная «божественная» статуя была помечена именем Эхнатона как владельца (чем больше имен хозяина на предмете, тем ближе он к богам). А сколько еще он нашел и куда, подобно Джесеру, спрятал? А это изваяние не успел или не хотел расставаться из-за небольшого сходства с собой?

Посещая музеи по работе, рассматривая фотографии, я пришел к неутешительному выводу: львиная доля артефактов из Ахетатона – подделки, уродливые подделки людьми, не знавшими культурные и религиозные традиции моего мира. Даже известный бюст царицы – отвратительный новодел. В египетском миропорядке любая статуя человека может стать после его смерти вместилищем души. Душе нужно полноценное изваяние-тело, а не падающая без подпорок одноглазая голова. Скульптор всегда вставлял глаза до покраски, чтобы, в случае неаккуратной работы исправить огрехи и спрятать их под красочным слоем. А здесь… глаз не выпал. Его не было изначально. Качественно выполнено только лицо, остальное же – грубая халтура, покрытая разведенным в воде пигментом. Изваяние – не достойное царицы!

Во времена Борхарда было известно римское искусство, а не египетское Нового царства. Бюст – римская вещь; в каждой амарнской голове прослеживается греко-римский стиль. Борхард нашел любимую статую Эхнатона… и ремесленники наштамповали десятки уродливых обломков ради прибыли… Это звучит глупо, что жители бросили все связанное с фараоном-еретиком и вернулись в Фивы. Древний египтянин может оставить ветхую посуду, утварь, но свое изображение всегда заберет с собой, как одежду и дорогие вещи. Это часть его души, мировоззрения. Я сомневаюсь, что на полтора десятилетия так кардинально могло измениться искусство в моем консервативном мире, а потом вернуться на круги своя, как ни в чем не бывало. Любое новшество, особенно, если его любит царь, будет принято и размножено ремесленниками. Кубические статуи по облику и подобию Сфинкса Среднего царства наводнили страну того времени, а такой бюст Нефертити единственный, гипсовые отливки голов – только царской семьи. Не верю!

Есть еще очень интересная голова из известняка от статуи Нахтмина, жившего при Тутанхамоне и последующих правителях. Идеально отполированное лицо (с отбитым уже после носом) с оставшимися следами разметки; парик же низкого качества исполнения. Но что привлекло мое внимание – глаза, один в один, как у бюста Нефертити, только нарисованные, законченный правый и слегка недоделанный левый, идентично выведены краской брови. Словно делал один мастер не тридцать с лишним веков назад, а начала двадцатого века нашей эры.