— В детстве мне рассказывал об этом  мальчик-степняк, огненно-рыжий — я запомнил цвет его волос, но не запомнил имя.

— Они все рыжие, степняки, — заметил Иэ.

— Этот был какой-то особенный — у него волосы были цветом, будто  медь. Помню, мы играли с ним в камешки, и он спросил, знаю ли я про Табунщика.

— И он рассказал тебе?

— Наверное, да. Я забыл. Помню только камешки и его медно-рыжие волосы. Даже не знаю, где была та хижина, на пороге которой мы с ним играли.

Миоци замолчал, зажигая погребальные светильники вокруг последнего ложа Огаэ-старшего. Лицо умершего было светлым и мирным — он словно видел дивный табун неоседланных жеребят, о котором говорилось в старой песне степняков.

— Всесветлый да просветит нас всех, — произнес жрец Всесветлого начальные слова обычной белогорской молитвы.