2

Внезапно Тройд сильно заболел. Он падал в обморок и в конце концов отключился, не
приходя в себя весь день. В больнице, на обследовании, врачи были очень удивлены и
даже собрали консилиум, но все равно ничего не решили.
Болезнь не была выявлена, а следовательно, как лечить ее врачи не имели ни малейшего представления.
Тройда отправили домой, выписав каких-то непонятных таблеток с названиями, от
которых скручивался в трубочку язык.
Конечно все это для отвода глаз. И самой тупой овце было бы понятно, что брату поможет эта фигня. А еще они сказали, что он так слаб, что скоро умрет. Эта новость пригвоздила меня к полу. Я даже чувствовал невидимые молотки, прибивавшие мои ступни гвоздями. Я начал кричать и кричал так громко, пока измученная мать не увела меня, чтобы закрыть в своей комнате. Я не мог допустить, чтобы Тройда не стало. Он превратился в единственный смысл моей самовлюбленной жизни, в которой до этого был только культ собственного эго.
Я плакал навзрыд, кричал, стонал, бился головою об двери, чтобы меня выпустили и сбил
кулаки в кровь. Я не мог его потерять — я потерял бы себя.
— Тройд, мой мальчик, мой любимый котенок… — бормотал я, называя его самыми что ни на
есть ласковыми именами.
Слезы смешались с кровью на моих пальцах и я растирал все это по своему лицу. Мне
действительно хотелось убиться головой об стену.
Я слышал, как рыдает мать, как молча ходит убитый горем отец, как брат мечется на
подушках в бреду и агонии. Все заканчивается. Карусель жизни остановилась. Звенья
цепи заржавели. Родители едут хлопотать о похоронах, а я остаюсь один и мне совсем
не страшно. Я больше не могу плакать. Я застыл в немом неверии. Это Тройд. Его больше
нет. Нет меня. Нет ничего. Что же тогда есть?
Я смотрел на его лицо, будто бы живое, только очень бледное. Он также красив и в этой
бледности. Я буду такой же в гробу. Красивый. А что, если умереть с ним? Теперь жизнь
потеряла всякий смысл. Я смотрел на него и подловил себя на мысли, что все еще его
хочу. Даже мертвого. А что, если… Никто не узнает. Нет. Это… Я с ума сошел.
Я прикоснулся к его губам-льдинкам своими губами. Красные пряди обрамляли лицо
Тройда, бледное, и какое-то торжествующе величественно прекрасное.
— Тройд, ты — бог! — проговорил я, опустив голову на руки.
Слезы текли сами по себе. Когда я поднял, наконец, заплаканное лицо — обомлел. Тройд смотрел на меня, взгляд его горел, а на губах блуждала загадочная улыбка. Я вскочил с места, машинально схватившись за крест и сразу же уверовав в Господа.
Тройд ржал надо мной.
— Как… ты не… — начал я, теряя дар речи.
— Не дождешься, — сквозь смех проговорил он. — Еще чего! Ну, заболел немножко…
— Быть может у тебя был маленький летаргический сон? — предположил я. — Я читал об
этом в газете.
— Быть может, — ответил он, перестав смеяться и как-то странно посмотрев на меня.
— Как себя чувствуешь?
— Отлично! — сказал он и вскочил с постели так бодро и резво, что я не мог прийти в себя от удивления.
— А ты разнылся тут, как баба, — передразнивая меня, сказал Тройд. — Все со мной
нормально, я целую вечность проживу. А родители где?
— Пошли заказывать тебе гроб, — сконфуженно проговорил я.
Он улыбнулся, будто услышав невинную шутку:
— Гроб? Что ж, не отправлять же его обратно, пусть будет, пригодится.
«Откуда это у него взялось чувство черного юмора?» — подумал я.
Но действия моего брата поразили меня еще больше. Тройд подсел ко мне. Вначале он
легонько куснул меня за ухо, а потом чмокнул в губы. Видя, как это меня шокировало и
испугало, он начал ржать.
— В чем дело, малыш, ты же так хотел этого?
Мне было не до смеха. Я смутился и не знал, что мне делать. Он стебался и гадил с
меня!
— Ты такой бледный после болезни, — сказал я, чтобы сказать хоть что-то.
Тройд пристально смотрел на меня. Я увидел это, слегка скосив глаза в сторону и немного
покраснел. Он провел пальцем по моей нижней губе и, оттянув ее своими
губами, чмокнул. Дальше я почувствовал, как язык моего брата пробирается ко мне в рот.
Я замер. Не слишком ли далеко Тройд зашел в своем стебе! Да он сам на себя
непохож, что за штучки!
Я сидел, словно меня огрели по голове кувалдой, а его язык по-партизански пробирался
ко мне в рот и вскоре прогуливался там, как у себя дома. Я поймал его своим языком и
мне было так приятно, что я готов был отказаться от компьютерных игр на полгода. В
голове носились различные мысли: «Говорил, что говенно целуется! Врал… Наверное была
офигенная практика… Сейчас привезут гроб… Боже, как приятно… Он — Бог», — мысли
путались, разлетались.
Брат продолжал ласкать мой язык и мои губы. Мне казалось, что я
вот-вот наделаю себе в штаны от нахлынувших на меня ощущений. Внутри все замерло.
Он сжал мою ладонь в своей. Язык, к моему разочарованию, змейкой выскользнул из
моего рта. Я посмотрел на Тройда, краснея, лишь спросив:
— Зачем?
Он посмотрел на меня. Вначале серьезно, а потом рассмеялся:
— Так ты же сам хотел. Дурашка! В следующий раз я непременно тебя трахну. А сейчас
мне нужно прогуляться!
Он пошел к выходу.
— Тройд! — окликнул я.
Он не обернулся и вышел, продолжая хохотать.
Я взглянул на часы:половина двенадцатого. Прогуляться в такое время и после такой болезни. И где родители? Я ничего не понимал.
Кстати, вскоре они пришли вместе с гробом. Оказывается, матери стало плохо с сердцем
и они задержались в больнице. Я сказал им, что гроб теперь не понадобится, потому что
Тройд жив и пошел пройтись. Они посмотрели на меня, как на полоумного и сказали, что
такими вещами не шутят. Конечно же они мне не поверили! Когда отец не нашел Тройда
в постели, он едва не побил меня, спрашивая, где труп и обзывая маньяком. Ну что я мог
ему мог объяснить! Я закрылся в своей комнате, чтобы отец в состоянии аффекта не
размозжил мне череп. Что было дальше, я не знаю.Укутавшись в одеяло, я начал
представлять язык Тройда у себя во рту, пытаясь пережить те сказочные минуты снова. Я
так перевозбудился, что почувствовал своей необходимостью посетить туалет, но под
дверью караулил взбешенный отец. В эту ночь неплохо удобрился кактус.