8

Война была неизбежна. я почувствовал это, держа Вульфхарт под руку,
демонстративно явившись в Ледовый. Все двусмысленно заулыбались. Но мне было
плевать. Я видел испепеляющий взгляд Тройда. Он понял, что между мной и Вульфхарт
возникла близость. Это его заметно взбесило. Синдром собаки на сене. Он не думал, что я
так быстро с кем-то сближусь. Моя душа ликовала! Положив голову на плечо
Вульфхарта, я весь вечер не отходил от него, украдкой наблюдая за реакцией
Тройда, который рвал и метал.
Видя, что Тройд и Флер стоят недалеко от нас, я сказал так:
— Любимый, пойдем отдыхать, что-то я неважно себя чувствую.
Я с радостью видел перекошенное злобой лицо Тройда, его мрачный
взгляд, сопровождающий нас.
Я чувствовал себя действительно неважно. Каждый переживает тяжелую
болезнь, становясь вампиром. У меня все проходило намного легче — был иммунитет, ведь я
постоянно пил кровь Тройда. Все равно было плохо, поднялся жар. Меня лихорадило.
Нужно отдать должное Вульфхарт — он не отходил от меня, отпаивая какими-то
снадобьями.
Я увидел склонившуюся надо мной одну из тех мерзких старух из рода Дракулы.
Старуха скривила рот в похотливой улыбке и протянула ко мне руки:
— Какое милое дитя! Какая нежная кожа!
Я закричал от омерзения.
Подошел Вульфхарт. Я спросил у него, куда делась мерзкая старуха и он ответил, что
никакой старухи не было, что это всего лишь галлюцинации.
Вульфхарт приподнял мою голову, влив в рот целительного настоя.
Я увидел на постели Тройда. Он разделся и бесцеремонно лег рядом,как раньше. Я спросил, где Флер.
— Никакой Флер не существует, — сказал Тройд, — я пришел, чтобы любить тебя.
— Ты же меня бросил!
— Я не бросал тебя, это тебе приснилось, — ответил Тройд, срывая с меня одеяло.
Я помню лишь животный нечеловеческий секс.
Утром я проснулся и очень разочаровался — Тройда не было, я лежал в объятиях
Вульфхарта.
— Где мой брат? — спросил я.
Вульфхарт разъяснил, что вчера меня посещали галлюцинации. Что я домогался
его как ненормальный и у нас всю ночь был сумасшедший секс.
— Мне казалось, что рядом Тройд.
Вульфхарт стал грустный.
— Вчера ты назвал меня любимым ради того, чтобы разозлить своего брата?
Я не мог ответить. Иногда так сложно говорить правду.
— Да, — выдавил я.
— Ценю твою искренность, — печально сказал Вульфхарт. — Неужели я тебе совсем
безразличен? У меня возникли к тебе серьезные чувства.
— Нет, небезразличен, — ответил я. И я не врал. Вульфхарт действительно мне
нравился, хоть я все еще любил брата. Он был такой внимательный, заботливый, сделал
меня молодым и бессмертным; я был ему очень благодарен.
— Завтра выходим на промысел, — предупредил он.
— Что такое ПРОМЫСЕЛ? — поинтересовался я.
— Завтра узнаешь.
Мы вышли в салон. Вульфхарт имел деловой разговор с одним из кланов. Здешний
народ разделился на две партии, хотя салон принадлежал Вульфхарт. Половина
влиятельных семейств бессмертных кровопийц стала собираться около Флер и моего
брата.
Контингент салона мне совсем не импонировал. Эти вампиришки с самыми мерзкими
человеческими пороками окидывали меня злобными взглядами. Завидовали моей
неземной красоте, приближенности к Вульфхарт, что давало власть.
Я стоял в стороне, попивая пунш с кровью, когда заметил родичей Дракулы —
омерзительных старух. Мне стало тошно — они оценивали меня
похотливыми, всепожирающими взорами.
Я никогда не думал о геронтофилии и про себя нехорошо выругался за то, что они на
меня пялились.
Состояние мое улучшилось. В обновленный организм вливались свежие силы. Но
сейчас я чувствовал себя одиноким, в сердце зияла дыра, я чувствовал невосполнимую
опустошенность, виной которой был брат, разбивший мою жизнь. Интересно, чтобы я
делал, если бы он не ответил мне тогда взаимностью?
Учился бы в колледже, пошел бы работать, увяз в бессмысленной рутине жизни с
мелочными хлопотами, суетой. Втянулся бы в эту жизнь,забыв о своих мечтах, о том, что
есть что-то большее, к чему стоит стремиться… Состарился бы… Мое прекрасное лицо и
тело стали бы уродливыми и морщинистыми. Потом я бы попросту издох и это
постаревшее и подурневшее тело сожрали бы могильные черви. Меня передернуло от
такой перспективы. Нет, никогда я не пожелал другого, как быть вампиром. Быть на
ступень выше людишек, иметь над ними власть! Я смаковал чувство собственного
превосходства вместе с кровавым пуншем, пока взгляд мой не упал на
головокружительно отвратительных старых пердух. Они так кокетничали передо
мной, словно были красавицами расписными. Блин, как меня это взбесило! Неужели они
не видели себя в зеркало! И где-то я читал, что вампиры не отражаются в зеркале — полный
чес! Не отражаются те, кого не существует, а мы существуем. Мы — живые, не мертвые. Мы
живем за счет того, что обновляем и поддерживаем свой организм свежей кровью. Мы
можем жить столетиями, не умерев человеческой смертью, и все же найдется такое, что
может нас убить. Я спрашивал Вульфхарта, что это, но он не говорил, думая, что я могу
покончить с собой.
Черт, старухи просто достали! Я, не выдержав, пошел в туалет, удостоив их
презрительным взглядом.
Когда я любуюсь собою в зеркале, у меня всегда улучшается настроение. Я совершался
совершенству собственных линий, и какой ужас меня охватил, когда за моей спиной
появились три старые клячи отвратительного вида! Ощерив свои гнилые клыкастые
челюсти, они стали рассыпаться в комплиментах, нахваливая меня все больше и больше.
Натянуто улыбнувшись, я поблагодарил их за комплименты, желая поскорее убежать на
край света.
Но тут я просто опешил…
Одна из старух с силой Геркулеса прижала меня к зеркалу, другая принялась
расстегивать рубашку, а третья полезла к ширинке. Я чувствовал себя пришибленным
табуреткой, не зная, что делать.
К еще большему стыду я услышал звонкий переливистый смех Флер, погубившей мою
счастливую жизнь. Как всегда великолепна, в платье из темно-зеленого бархата, с
разметавшимися рыжими локонами и маленькой шелковой плетью в руке, на которой
была черная перчатка, Флер продолжала хохотать:
— Здравствуйте, сударь!
Скрепя зубами от стыда и злобы, я ответил, что ее манеры устарели.
— Для бессмертных нет времени, — ответила Флер, добавив, что каждый получает то, чего
достоин (намекая тем самым, конечно же, на мерзких старух!).
Я сжал кулаки, еле сдерживаясь, чтобы не подпортить ее прекрасное личико. Но Флер
уже ушла, шурша юбками.
Пользуясь разрядкой, я растолкал старух и убежал прочь.
Мне было тошно и мерзко на душе. Я решил укрыться в самых отдаленных
комнатах, спрятаться во мраке. А внезапно увидел Его, сидящего на диване. Меня
передернуло и я поспешил обратно.
— Нарцисс! — услышал я такой знакомый, умеющий играть струнами моей души, голос. Я
остановился, но не обернулся.
— Если ты здесь, значит это судьба… — сказал Тройд.
— Судьба играет человеком, она изменчива всегда, — ответил я как можно более
бесстрастно.
Но в моем голосе невозможно было не уловить злобных ноток. Я собирался с гордо
поднятой головой, величественно уйти, но проклятые, онемевшие ноги, не дали мне
сделать и шагу.
Я услышал лишь шаги за спиной в этой темной комнате, в которой виднелись
очертания мебели. Тройд взял меня за плечи и развернул к себе. Я видел взгляд его
горящих глаз. По телу моему пробежала предательская дрожь.
— Ты дрожишь, — сказал Тройд, — значит я все еще тебе небезразличен.
— Ошибаешься, — стал злиться я, пытаясь убрать его руки с моих плеч, но он уже сделал
это сам.
— Солнышко мое, — сказал он, — я так по тебе соскучился…
Меня возмутили эти речи.
— Соскучился! Мне кажется, у тебя есть некто, кто может тебя очень хорошо развлечь.
— Я так соскучился по твоим губам, по твоей шее, по твоим пальчикам, по твоему
язычку, по каждому кусочку твоего тела, мой мальчик, мой дорогой брат, самый-самый
любимый…
Тройд говорил с такой страстью, что я начинал возбуждаться, но всеми силами приказал
себе вести себя с королевским достоинством.
— Если ты больше меня не любишь, это твое право, — более спокойно сказал Тройд, — но мы
могли бы остаться друзьями, присядь и поговорим. Или тебя так переполняет
злоба, скрываемая под маской равнодушия?
Эти слова меня добили и я сел на диван. Сидящий напротив брат так возбудил
меня, что я закусил губу и стал представлять троицу гнилозубых старперок, чтобы хоть
немножко попуститься.
— Как поживаешь? — спросил Тройд.
— Очень хорошо, — ответил я.
— Содержательный ответ.
— Ты тоже немногословен.
— Я не хочу,чтобы ты злился на меня, — сказал Тройд. — Пойми, я очень люблю свободу, но
это не значит, что я не люблю тебя…
— Очевидно, свободу ты любишь больше, — съязвил я. — Особенно под шелковой плетью!
— Ты обижаешься, это понятно, задето твое самолюбие…
«Если б только это!» — чуть не выпалил я.
— Пойми, твои чрезмерные ревности отравляли нашу жизнь. Мне стало невыносимо.
Захотелось отдохнуть от всего…
— Вот и отлично, — сказал я, — теперь никто не будет доставать тебя подозрительностями, — я
встал, собираясь уйти.
— Но между нами столько всего было, — продолжал Тройд. — Зачем разыгрывать из себя чужих?
— Каждый делает свой выбор, а чужими мы уже стали.
Он не сводил с меня глаз в темноте.
Я молчал. Как-то все быстро произошло. Его руки потянулись ко мне. Его язык уже
был у меня во рту. Я так изголодался по нему! Моему сердцу было так больно и так
хорошо, оно любило и ненавидело этого проклятого предателя, поломавшего мой
душевный покой, что я плакал. Пользуясь моей слабостью, этот подлец, мой брат, начал
обнажать части моего тела и ласкать их языком.
— Тройд… Тройд… — повторял я.
— Что? — он остановился и его горящие глаза уставились на меня.
— Не делай мне больно! — я обнял его за шею и, спрятав лицо на его плече, стал рыдать.
Мне было невыносимо и унизительно от собственной слабости, но я ничего не мог
поделать с этим из-за нахлынувших волной чувств.
Он нежно целовал мое заплаканное лицо и говорил, что все хорошо. Я верил ему
почему-то, хотел верить.
Я кричал, что люблю его и не могу без него жить. Он успокаивал меня и говорил, что
всегда будет со мной, потому, что я его брат. Мы опустились на
диван. Тройд с укором говорил, что только он имел право сделать меня вампиром. Я
ответил, что достаточно того, что он сделал меня мужчиной. Что это было лучшее в моей
жизни. Он лежал сверху и его руки гуляли по всему моему телу, доводя меня до экстаза.
Мне было так хорошо! В эту минуту я не думал ни о Флер, ни о Вульфхарт — это
люди, разлучившие нас.
Я так крепко обнял брата, что, будь он человеком, я задушил бы его.
— Я никуда тебя не отпущу, никому не отдам, — шептал я, а он кивал, целуя мое плечо. Я
умолял его, чтобы он взял меня, как раньше, жестко, грубо, чтобы я чувствовал боль… Мне
хотелось, чтобы он терзал мою плоть, как дикий зверь. Я умолял его делать мне больно. Я
кричал и требовал, говорил, что он истерзал мое несчастное сердце, так пусть терзает и
плоть. Я выводил его из себя, дразня, как дикого быка, и достиг цели. Тройд накинулся на
меня. Его ласки превратились из нежных в зверские. Он кусал и царапал мое тело, мне
было больно и хорошо. Казалось, что диван под нами развалится. Я не помню, как меня
одолел сон.