Его  нашли  потом  выгоревшего  дотла. Говорили, он  боролся  до  последнего, всеми  своими  аварийными  системами. Но не  смог погасить пламя, которое вспыхнуло  из-за  элементарного  коротыша  сиракторной  проводки. Просто проводки  и  все. И  нет  корабля, нет  его  брата.

  Он  остался  один, но  со  своим  родным  экипажем. И  вот  здесь  в  пределах дальнего  космоса  на  орбите  чужой  незнакомой  планеты. Он  проверял  все свои  системы, в  последний  раз, понимая, что  обратной  дороги  уже  нет. Это его  судьба, как  и  судьба  его  родной  системы. Его  родного  дома, где  он  был  рожден. Дома, которого  уже  нет. И  есть  теперь  только  он  и  его  спящий  в  долгом  беспробудном  сне  экипаж. В  анабиозе  криогенной установки, без снов  и  видений. Всего  несколько  человек, спящих  там, в  его большой  ледяной  спальне, специальном  отсеке. В  своих  фамильных капсулах-саркофагах.

  Он  знал  каждого  из  них  уже  много  лет, каждого. От  своего командира, с которым  почти  постоянно  общался  через  свои  системы  связи  до  судового врача  и  астробиолога. Знал  всех  и  не  мог  допустить  их  смерти. Эта жертвенная  преданность, им  всем, эта  его  работа  в  их  общем  деле. В  деле, для  которого  они  все  были  рождены  и  созданы.

  Пока  они  еще  спали  так  тихо  и  безмятежно  в  этом  странном  и  не  совсем  понятном  ему  сне. Но  так  было  нужно, для  долгих  перелетов. Так было  нужно. Как  и  ему  самому, когда  включался  автоматически  его автопилот. Бессменный  постовой  службы  астрокоррекции  полета. Его навигатор  и  штурман. Эта  отдельная  зашифрованная  автоматическая  система  управления. Отдельная  от  него  и  работающая  сама  по  себе  по заданной  заранее  программе, называемая  ласково  экипажем  корабля  почему-то  мамой. Это  она  привела  его  сюда. Сюда  куда  он  и  сам  не  знал. Привела его  сюда, к  этой  неизведанной  загадочной  голубой, покрытой  густыми облаками  планете, пока  он  сам  находился  в  сонной  каталепсии  всех  своих энергосистем.