Канарис улыбнулся и поцеловал руку своей молоденькой жены.
-В этом вы правы, Ленц. Абсолютно правы! Ей дорого далась эта победа, но она одержана. Победа над страхом, ненавистью – внушаемой и собственной – над обстоятельствами. Ведь ей пришлось пройти и через пытку, и через терзавшие душу сомнения. Последнее ранение едва не стоило ей жизни. И не только ей… Врач, к которому я привез ее после перестрелки на границе, обнаружил, что Катарина беременна. Но, слава Господу, удалось спасти и ее, и ребенка!
-Фроляйн Сержант слишком любила и любит вас, господин Канарис, что бы взять и умереть! – заметил Ленц, любуясь улыбкой Катарины. – Уж если любовь ее попрала эту войну, если хватило ей духу забыть обо всем ради вас, нет ничего сильнее этой любви. Ничего…
-Но куда же вы, все-таки, держите путь теперь, Ленц? Где ваша семья?
-В Бранденбурге, господин Канарис. Во всяком случае, оставил я их там. Вы же понимаете, никакой связи очень долгое время, оккупация… Теперь я и понятия не имею, где они и что с ними. Тем не менее, идти мне больше некуда…
Канарис затушил окурок.
-Послушайте, Ленц… Я подумал и надеюсь, Катарина поддержит меня – если, не дай Господь, вам не удастся найти своих, если случилось с ними что-то ужасное, словом, если ничего для вас в Бранденбурге не осталось, приезжайте сюда, к нам… Да, Сержант? Согласна?
-Конечно, дорогой! Безусловно!.. Приезжайте к нам, Ленц. Мы все прокляли эту войну, но истина в том, что именно она, эта война нас и соединила. Нас троих. Так, может быть, если тяжко вам придется в Бранденбурге, если ничто не будет держать вас там, будет лучше для вас присоединиться к нам?