-Во что же вы верили, Ленц? – тихо спросила Катарина, и легкий ветерок играл шелковой челкой ее волос.

-Во что я верил? – то ли переспросил, то ли просто повторил Ленц. – В предателей, Сержант. В тех, кому глубоко безразлична политика, для кого улыбка друга, объятия дорогого человека гораздо важнее чьих-то идей и принципов… Помните то утро, когда вас увозили в СС? Я стоял на крыльце и провожал вас. Помните?

-Да, — так же тихо ответила Катарина.

-Тогда скажите мне, что вы думали в тот момент? Только честно!

-Я прощалась с вами, Ленц. С единственным человеком, который вопреки всему поддержал меня и вселил надежду на будущее, которого у меня в тех обстоятельствах просто не было. Вы были не просто добры ко мне, к солдату вражеской армии. Вы спасли мне жизнь, напомнив о том, что может быть, когда закончится война. Надежды на это было тогда ничтожно мало, но вы… вы уверили меня в том, что она все-таки, есть.

Ленц поднялся со стула, обошел круглый стол, накрытый белоснежной скатертью с уже приготовленными к обеду приборами, и остановившись возле Катарины, взял ее руку и прижал ее к губам.

-Вы просили… Ваш взгляд просил меня выжить, Катарина. Не говорите ничего! Я видел ваши глаза тогда, я знаю. И Бог, в которого я уже почти перестал верить, мне свидетель – всю оставшуюся мне войну я прошел с этим вашим взглядом в сердце. Нет, нет, не подумайте ничего лишнего! Он, ваш взгляд, спасал мне жизнь, он требовал – выжить! И я выжил. Я вытерпел там, где терпеть было уже невыносимо, я не сдался тогда, когда человеческим силам – и физическим, и духовным – приходит конец. Вы спасли меня, Катарина, и я благословляю предателей, ради которых стоит выжить. Я вспоминал ваше изможденное личико, я гадал о вашей судьбе и думал о том, что если вам достанет сил прорваться через огонь и кровь, то мне просто стыдно взять и умереть… Честь и совесть – великие вещи. И я догадываюсь, сколько людей в этой войне погибали именно за них. Но я не считаю вас, Канариса, себя поправшими эти понятия. Вы выжили ради любви, святее которой и нет ничего на свете. Канарис предал честь немецкого, а вернее, нацистского офицера тоже ради любви. Ну а я… Я просто увидел чистую, ничем незапятнанную душу, очаровательную девушку, которая родилась на этот свет ради любви. И будь проклята любая война, любые лозунги во имя ее, если она гонит на гибель такие создания… А еще… Глядя на вас, Катарина, я убеждаюсь, что Бог все-таки есть. Он услышал нас обоих…