А ведь я сразу должен был обо всём догадаться? Ведь случались вещи, которые должны были меня насторожить. Почему, например, люди так странно смотрели на меня, когда я говорил с воображаемым Соломоном? Почему этот самый Соломон так легко и незаметно прошёл мимо Бурого и Гоблина, когда те пытались замочить его на вокзале? Откуда вообще этот чёртов старик мог знать всё обо мне и моей настоящей семье? Как он мог так легко достать записи с моих домашних видеокамер и пистолет, который я выбросил в случайный мусорный контейнер. Ответ был очевиден. Я просто поехал крышей. И всё это время я послушно исполнял приказы несуществующего человека.  

 Пока я лежал в грязи и пытался собраться с мыслями, Пашка стоял рядом, чахоточно кашлял и плевал кровью. Правда, через минуту он уже пришёл в норму. После этого подошёл ближе, посмотрел на меня сверху вниз и злобно прошипел сквозь зубы:

 -Я бы тебя прикончил прямо здесь. Но тебе повезло, сука. Я не буду убивать тело, которое завтра мне снова пригодится.  

 Сказав это, он нанёс мне последний удар. Тяжелейший удар ногой по голове. Я даже не успел почувствовать боли. Спустя мгновение я просто провалился в темноту.

 Я не знаю, сколько я пробыл без сознания. Помню лишь, что когда очнулся, было совсем темно. Часы на мобильнике показывали половину десятого. Я поднялся и мутным взглядом осмотрелся по сторонам. Пашка куда-то исчез. Чуть в стороне догорал разбитый Гелендваген. Рядом на земле лежал пистолет, из которого я застрелил Горыныча и двух его помощников. Чисто автоматически я поднял оружие и спрятал его в карман. Я не знал, что делать дальше. Я просто брёл по дороге в направлении Москвы. Моё положение казалось мне тогда абсолютно безвыходным. Однако я не думал сдаться. Придумаю что-нибудь по пути. Скрипя зубами, я буду бороться, пока есть хоть малейший шанс помочь дочке и жене. Иначе и быть не может.