— Ясно. Я совсем околела, мороз такой сегодня, ужас! — тишину нарушил крик ворона над головами, и женщины снова погрузились в раздумья. — А знаете, мне моя бабушка говорила, что есть такое поверье: чем хуже погода в день похорон, тем легче душе покойного на том свете, так что не переживайте…
— Он не ушёл, сорока дней ещё не прошло… — хриплым и чужим голосом перебила Серафима.
— Значит, будет! Будет! Вы только верьте. И, кстати, не переживайте, поминки я взяла на себя, сейчас домой вернёмся, и я Вас отогрею, усажу сама за стол. Там будут только самые близкие: мы с вами да его знакомые, с которыми он последний год хорошо общался. Мы сначала с Вами посидим, а потом пойдёте отдыхать наверх, а они позже придут! Вы не волнуйтесь, они никаких вопросов задавать не будут!..
— Мила, — Серафима резко остановилась и взяла девушку за руку, — спасибо тебе большое за всё, что ты сделала и делаешь. Мой отец очень ценил тепло и уют, а ты смогла ему дать это в последние годы его жизни. Уверена, что он так же безмерно тебе благодарен, как и я, но… нечего мне делать на этих поминках… Не была я с ним при жизни, понимаешь? А сейчас я уже ничем не помогу, если останусь дома, понимаешь? Я только за душу его смогу молиться, у Бога его отмаливать! А делать я это буду в храме, в своём доме! Только там я смогу обрести покой, прийти в себя, поговорить с батюшкой, с матушками и унять свою боль… Больше никак! Больно мне, Мила, понимаешь?! Не могу я дома находиться, там всё напоминает о том, какая я, как я его бросила! — женщина осеклась и прижала ладонь к губам, будто сдерживая крик. Она отвернулась от девушки и упала на колени, обхватив лицо ладонями. Казалось, что она рыдает, но слёзы отказывались течь из зажмуренных глаз. Мила стояла, не в силах подойти ближе, не в силах взять Серафиму за плечи. Острое желание обнять её и убежать от неё боролись в девушке, она переминалась с ноги на ногу и озиралась по сторонам в поисках подмоги. Мила не выдержала и сорвалась с места. Серафима не видела и не слышала ничего вокруг, казалось, что боль, осевшая у неё внутри, заполняет её и рвётся наружу, женщина изо всех сил пыталась сдерживать свои порывы. Ни холодный, колючий снег под коленями, ни промозглый ветер, сорвавший платок с её белокурой головы, не могли привести Серафиму в чувства — она была опустошена и растеряна одновременно. Мягкий плед, окутавший её плечи и еле коснувшийся подбородка, женщина почувствовала не сразу. Взгляд Серафимы прояснился, и она увидела Милу и коренастого водителя, стоящих над ней. Во взгляде одной читалась тревога, а глаза другого теплились сочувствием. Мужчина быстро поднял её на ноги и начал отряхивать налипший снег чёрными кожаными перчатками. Это неожиданное проявление заботы со стороны незнакомца немного привело женщину в чувства.
— Григория хоть и нет больше, но в это сложно поверить даже мне, Серафима, — пробасил мужчина. — А я много в жизни повидал, уж поверьте… Я у него работал последние десять лет и надеялся, что мы с Вами познакомимся при совсем других обстоятельствах. Разрешите о Вас позаботиться.
Серафима внимательно разглядывала черты его лица, пока он стряхивал снег с рукавов её пальто. Его лицо сразу показалось ей знакомым. Оно было одновременно сосредоточенным, серьёзным, но в то же время мягким. Даже суровая складка на его переносице не отталкивала, а гусиные лапки возле глаз и морщинки около уголков рта свидетельствовали о натуре весёлой, улыбчивой и добродушной. Когда мужчина поднял свои круглые серые глаза, то вовсе стал похож на большого ребёнка.
— И Вам спасибо, что были с моим отцом последние годы. Надеюсь, Вам приходилось слышать обо мне только правду. — Женщина неловко отстранилась от незнакомца и кивнула ему в знак благодарности.
— Я слышал только то, что обычно говорит о своей дочери любящий отец. — Серафима повернула голову в его сторону и укуталась в плед. — Я знаю, дело не моё, но Вы с ним успели попрощаться, это главное. А я вот узнал о смерти своего отца уже тут, в Москве, и на похороны я не успел. Григорий Вас очень ждал. И дождался. Я машину уже прогрел, пойдёмте?
Мила пошла к машине первой, Серафима за ней, а следом водитель. Теперь он отряхивал свои перчатки, и от усердия морщина на переносице углубилась ещё сильнее. Когда все трое сели в машину, то Серафима спросила, как зовут водителя отца.
— Сергей. Сергей Козлов.