— Убери их от меня! Слышишь? Уберииииии… — он завыл, начав комкать одеяло ногами, пытаясь ползти к двери, рука захватила ворсистый ковёр и согнув его пополам.
— Да ответь мне, кто на тебя сморит? Что убрать?! Папа? Отец! — Серафима схватила мужчину под руки и попыталась его поднять, но тщетно. Она оказалась слишком хрупкой для такой непосильной ноши. Григорий схватил её за подол юбки и рванул на себя так, что женщина еле удержалась на ногах. С каждой минутой он свирепел. Серафима схватила с прикроватной тумбочки стакан с водой и плеснула в лицо мужчине, в надежде вернуть ему хоть каплю рассудка. На его красной рубашке растеклось бурое пятно, в тусклом и мерцающем свете ночника похожее на пятно крови. На секунду мужчина затих, а Серафима застыла с пустым стаканом в руке. Руки Григория обессиленно потянулись к лицу, чтобы вытереть крупные капли. Дышал он гулко, с присвистом, будто проиграл борьбу кому-то невидимому, но сильному. В голове Серафимы крутились мысли о скорой помощи, уколах и прочих спасительных мерах, но она всё ещё боялась двинуться с места, опасаясь, что его истерический припадок начнётся снова и женщина уже не сможет ничего сделать. Первым нарушил молчание отец:
— Ты… Ты зачем это сделала?
— Что я сделала?
— Ты всё знаешь… Ты помогла ему добраться до меня… Помогла ему, а не мне, — голос его звучал тихо, но сурово и строго, словно отчитывая. Серафима смутилась, но не отступилась от мужчины. Она присела на колени и мягко произнесла: