***

  Это  ее  тело, женское  безупречно  красивое  идеальное  для  страстной  любви тело, гибкое  и  нежное, смуглое, кожей  и  распростертое  под  ним. Под  ним  на шикарной  в  пятизвездочном  отеле  тридцатилетней  красавицы  брюнетки, застеленное  красивыми  шелковыми  простынями  постели. И  он его  все  это дрожащее  возбужденной  нарастающей  дрожью, целует  своими  губами, скользя от  самых  торчащих  в  его  сторону  сосков  качающихся  по  сторонам  грудей  до самого  покрытого  густыми  черными  волосами  женского  лобка. Он  языком вылизывает  ее  глубокий  красивый  на  тяжело  дышащем  животе  пупок. И  не в состоянии  теперь  остановиться  руками  массажирует  раскинутые  по  сторонам Лауры  полные  бедрами  ноги.

  Лаура  стонет, мокрая  от  текущего  по  ее  стройному  красивому  гибкому смуглому  телу  жаркого  любовного  пота, закатывая  свои  черные, как  сама  ночь красивые  под  черными  тонкими  вздернутыми  бровями  глаза. И  ползает  под ним  на  спине  по  той  шикарной  своей  в  гостиничном  номере  постели. Ползает из  стороны  в  сторону  и  шепчет  ему — Люблю! Люблю!

  Без  конца  одно  только  это  слово. Раскинув  под  ним  те  свои  красивые, как  и  сама  Лаура  женские  тридцатилетней  красавицы  и  любовницы, только  теперь его  Виктора  ноги. Разбросав  свои  вьющиеся  черные  локонами длинные волосы по  большим  таким  же  шикарным, как  и  постель, подушкам, Лаура, вцепившись, в  его седеющие  на  голове  волосы  цепкими  женскими  в  золоте  перстней пальцами, дико  стонет  и  страстно  с  перерывами  надсадно  дышит. И  он  делает, тоже, самое, не  думая  уже  ни  о  ком  и  ни  о  чем, ни  о  своей  брошенной  там, в домашнем  загородном  особняке  семье. Жене  Ирине, дочери  Ленке. Ни  о мистере  Джексоне. И  их  совместном  бизнесе. Ему  на  все  сейчас  плевать. Он, тоже, мокрый  от  пота  снова, и  снова  кончает, и  сладостно  стонет  ей  в  ее запрокинутое  на  подушках  красивое  Лауры  лицо.