По  ней  было  видно, что  она  не  бедствует. С  золотыми  бриллиантовыми сверкающими  золотом  в  свете  луны  и  звезд  сережками. В  ушах  за завитушками  черных, как  смоль  вьющихся, заколотых  на  голове  булавкой волос. В  убийственном  декольте  полной, вероятно  четвертого  размера, по оценкам  самого  Виктора, как  мужчины, выпирающей  вперед  тяжело  дышащей груди. И  ее  лицо! Лицо  в  обрамлении  тех  черных, как  сама  ночь  волос. Очень  милое  гладкое  лицо  с  алыми  полненькими  губками  и  тонким  прямым утонченным  носиком. И  глаза! Глаза  убийственной  красоты  и  черные, как сама  ночь, под  черными  изогнутыми  бровями, из  которых  вырывались  языки пламени. Красного  адского  пламени.

  Они  смотрели, не  отрываясь  гипнотически  на  Виктора. Смотрели, пожирая

его  всего  целиком, как  тот  огонь  в  них. Огонь  самого  вырвавшегося, из-под

земли  на  этом  перекресте  Ада.

  Чернота  непроглядной  тихой  ночи  поглотила  их  обоих. Вблизи  того деревенского  кладбища. Старого  запущенного  и  забытого  уже  всеми  кладбища, и  возле  этой  стоящей  на  некотором  отдалении  от  него  с  крестом на  куполе  церквушки.

  Все  кругом  уже  спало, и  только  он, разговаривал  с  Цербером.

Один  на один, и  никого  кругом. Никого  и  только  ночь, и  они  друг, напротив друга.

— Так, что  ты  хочешь  попросить у  меня, человек? — спросил  демон  Ада.