морозильной  камере, какого-то  звездного  корабля.

  Цербер, он, или  она, была  всю  ночь  вместе  с  ним, и  всю  ночь  они  оба  не слазили  друг  с  друга, но, он  это  плохо, как-то  помнил. Обрывками  и  все  во сне. Он  помнил  трясущиеся  голые  четвертого  размера  в  лицо  ему  тычущиеся торчащими  возбужденными  черными  сосками  женские  титьки  и  страстные жаркие  адские  поцелуи  демона  на  своих  губах. Те  ее  поцелуи, высасывающие его, словно, всю  человеческую  мужскую  силу. И  все  остальное. И  черные демона, смотрящие  сверху  на  него  горящие  изнутри  ярким  мерцающим пламенем  прожигающие  всего  его  Ада  глаза. Он  плохо  это  все  помнил, но Цербер  поимел  его  в  самом  прямом  смысле  слова, там  тогда  на  том перекрестке, прежде, чем исчезнуть. Эта черноволосая безумно красивая чернобровая  демоническая  красотка, совершенно  уже  вдруг  голая, с растрепанными  над  ним  длинными  волосами, стеная  и  извиваясь  в  разные стороны, прыгала  на  нем  верхом  на  его  торчащем  возбужденном  мужском детородном  члене, и  он  наслаждался  с  ней  любовью. Это  происходило  в  неком  ином  измерении, отделенном  от  этого  реального  уже  мира. Словно  он висел  в неком  черном  звездном  пространстве. И  этот  свет  от  звезд, и  тот  же свет, что  в  ее  горящих  глазах, откуда-то  распространялся  вокруг  Виктора. Словно, он  был  уже  в  Аду  и  горел  в  пламени  того  Ада.