Они все, даже вместе с Эдди, уже много лет катились по накату, живя вполне устраивавшей их жизнью, чувствуя себя счастливыми, состоявшимися, довольными тем, что делают и как делают. И все-таки, для Ричмонда этого оказалось, по-видимому, мало. Родившийся для Любви, несший ее в своих песнях, своих проникновенных балладах и каких-то «летящих» композициях, он сам оказался за бортом этого счастья, решив, что поезд его в эту сторону ушел раз и навсегда. Его жизнь освещалась лишь его талантом, огнями сотен прожекторов на сцене и пламенем неизбывной памяти и тоски по Мэри Ли, символом все еще тлевшей любви к которой и стал Кайл. И Ричмонд любил его бесконечно, любовь эта поддерживала его, заставляя жить и радоваться тому, что сын рядом, что тоже любит его и гордится им. Вот только застывшего в тоске его сердца она не могла зажечь. Согревая лишь, она была не в силах разбудить, вернуть того солнечного Ричи, каким он пришел в мир, каким украсил «Королевский Крест», сделав его совершенным.

И когда до Брэндона дошло все это, когда последняя акварель этой русской Мэри легла в папку, он взялся за телефонную трубку и позвонил, решив обязательно встретиться с этой девушкой, оказавшейся способной понять то, что столько лет рядом с Ричмондом оставалось неведомым для него, его друга…

…Брэндон смотрел на Ричарда, на то, как тот, опустив глаза, крутит в руках свой пустой стаканчик, и вдруг очень остро пожалел о том, что с ними нет Далтона. Возможно, тот опять смог бы уговорить Ричмонда так, как Брэндону никак не удавалось. Видно, Эдди знал какой-то секрет… Да все ощущали, что есть в этом человеке некая загадка, делавшая его способным просто чудеса творить, заставлять людей чувствовать себя счастливыми или хотя бы просто успокоиться, понять, что в этой жизни проходит все. Остается только Любовь…