-Что?
-Да нет, ничего. Правда ничего!
-Ты хотела спросить о Вадиме?
Борис рискнул. Ему хотелось знать, насколько все же Маша приняла его игру, насколько стала Машей.
-Да. Если ты настаиваешь, то да. Хотела.
Это было сказано безо всякого вызова, тихо как-то, и Борису совсем не понравилась эта ее почти грусть. Но именно она позволила, помогла ему уверенно промолчать о том, что он видел на похоронах.
-О нем я тоже ничего не знаю. И если хочешь знать мое мнение…
-Не хочу, — твердо, но совсем не грубо оборвала его Маша. – Борь, я очень много слышала мнений в его адрес, просто море увещеваний бросить его, забыть, даже отомстить. Бог с ним! Наверное, я сейчас элементарно захотела услышать о том, что он переживает или переживал из-за меня, что хоть что-то шевельнулось в его душе хотя бы в связи с моей мнимой гибелью. А это нехорошо, это злорадство, это желание, что бы он тоже помучился, хоть немного, хоть малую толику от того, сколько мучилась я… Но, Боря, я тут же вспомнила, зачем я здесь, и поняла, как все эти страдания по Вадиму мелки по сравнению с тем, к чему я себя сейчас пытаюсь подготовить.
-А к чему же, интересно, ты себя готовишь? Уж не ради ли простой встречи с «королевскими» музыкантами столько страстей у зеркала, столько стараний, сравнимых только с подготовкой космонавтов?! Только они в центрифугах всяких крутятся, а у тебя в мозгах, похоже, что-то почище любой центрифуги!