-Опоздала? Ну… да. Что-то в этом роде…. А если честно, приперлась сюда к одному придурку в гости. Знала, конечно, не маленькая, что это будут за «гости», но не до такой степени! Знаешь, может, Антошка Казаков? Казачком кличут.

-Ну, как не знать! Знаменитость местная. С виду вроде и ничего, симпатичный…

-Вот-вот! Я тоже повелась на симпатию эту!

Незнакомка усмехнулась.

-Да, меня Марьяной зовут. Или можно просто Машей. Будем знакомы?

-Конечно. Я – Катя.

-Катюшка, значит…. Ну, короче, сейчас там большая пьянка, творят, что попало, а я вот смыться решила. Надоели!

И она со злостью швырнула окурок куда-то в сторону. Откинула волосы и сверкнула чуть раскосыми по-татарски глазами.

-А что, Катюшка, может, приютишь на ночь? Утром я смоюсь, не волнуйся. И чужого не беру. Вот только есть хочется очень! А еще у меня пиво есть. У них там взяла. В качестве бонуса… Пиво-то пьешь?

-Вообще-то, не очень…. Но можно.

-Тогда пойдем?

И они нырнули под мокрый снег, в окончательную темень еле освещенных улочек к Катиному дому.

Этот небольшой подмосковный поселок вмещал в себя самые разнообразные постройки – от деревенских деревянных развалюшек, вросших в землю, до облезлых серых и безликих пятиэтажек. Выросший из маленькой станции и знаменитый только крохотной, не известно, как еще работавшей картонажной   фабрикой, он скисал потихоньку от скуки, а зимой, казалось, и вовсе вымирал. Впрочем, до столицы отсюда было не так уж и далеко, люди продолжали жить здесь, катаясь каждый день в Москву на работу и считая себя, едва ли, не полноправными москвичами. Так жила и Катя Черкасова, унаследовавшая здесь от бабушки небольшой, но крепкий домик. Родители ее развелись уже очень давно. Мать уехала в неизвестном направлении, когда Катюшке не было и десяти, а отец, проживавший в Москве, женился снова несколько лет назад. Катя выросла и окончила школу в столице, поступила в институт, но женитьба отца на дамочке всего лет на пять старше самой Кати, что-то сломала. А возможно, стала лишь поводом к тому, что бы все покатилось по наклонной. «Во все тяжкие» она не пустилась, тем не менее, институт оказался заброшен едва ли не на последних курсах, а Катя пошла работать – устроилась оператором в местную котельную. Звучало это скучно, заработок и вовсе оставлял желать много лучшего, но Кате нравилась ее работа, нравился коллектив.  Не отягощенные высоким интеллектом и особой эрудицией ее коллеги, впрочем, вызывали Катину симпатию открытостью и нетребовательностью нравов, радушием  и приветливостью, с которыми встретили ее, не смотря на простоту одежды, все же, несшую на себе некую печать «столичности». Присмотревшись к этой симпатичной, обычно молчаливой девчонке, они все-таки приняли ее, углядев в ней «своего в доску» человека. Впрочем, немой скромнягой она и не являлась. На самом деле, все зависело от ее настроения, и порой ее так распирало, что компания за чаем в операторской веселилась вовсю над ее рассказами или сиюминутными приколами. Но вот о личной ее жизни почти никто ничего не знал. Она не упоминала, а остальные и не настаивали. Захочет – расскажет. Весь же фокус заключался в том, что, как раз, из-за этой-то вот личной жизни Катя и продолжала торчать в  котельной своего захолустного поселка, когда как уже второй год ее звали на работу в Москву. Звал ее бывший сосед по дому, Борис Кузнецов, Борька или, как его называли в школе, Штирлиц.