— Уж не оправдываешь ли ты их, дитя? – Тихо спросил жрец.

   — Мне кажется, что люди и верийцы – просто два разных вида. У нас разные цели, разные боги, но все мы хотим просто жить. И защищаем свое право на жизнь любой ценой.

   — Не мы пришли к ним! – Вскинулся рябой. – Они убивают наших детей, сжигают наши дома, ради чего?

   — Что-то не так с нашим миром и с нашей богиней. – Потупилась Жанна. – Я не вижу другой причины.

   — Еретичка! Она – одна из них! – Возмутились дозорные.

   Их лица стали напряженными, злыми.

   — Опомнись, дитя! Что ты говоришь? – Самый стары и самый тихий из мужчин горько покачал головой. – Не может наша богиня отвернуться от детей своих! Она смиренна и все это – кара за гибель святой Лидии: люди всегда отворачивались от Лорин, а ведь в Книге просвещения сказано: «придет разлад и люди потеряют разум, уверуют в идолов, рассорятся и разбегутся в поисках блага для себя; тогда придет Ночь и принесет с собой демонов нечистых, что будут мучить, истреблять и умываться кровью»

   Жанну передернуло от фанатичного блеска в глазах людей. Вера и религия – та крайность, в которой смертные ищут утешения и спасения, когда не хотят признавать свои ошибки или сталкиваются с тем, чего никогда раньше не видели.

   Девушка никогда не была так религиозна как мать или отец. Все трое отпрысков де Стрейн больше верили в теории восточных ученых, что обретали все большую популярность среди молодежи. И сложно было не верить, когда в Атлане появились чудесные летающие шары, а в Бирэме давно не пользовались свечами, чтобы осветить дом. В белоснежных бирэмских домах сияли лампы со странной жидкостью внутри, в Саадданских дворцах знать пользовалась необыкновенной, изящной посудой из нового материала, а ткани Увары славились на весь мир своей прочностью и легкостью. Доходили слухи о создании странного вещества, что взрывалось при соприкосновении с огнем, о необыкновенных мостах, что расходятся и сходятся, повинуясь какому-то механизму, чтобы пропустить корабли через город и еще многое, многое другое, что никак не было связано с религией, но подчеркивало торжество человеческого разума.