9
— Знаешь, сегодня Сенека сказал, что мои стихи великолепны, — произнес Нерон, обращаясь к Акте. Акта была вольноотпущенницей Клавдия и любовницей нерона.
— Должно быть, так оно и есть. Но если ты прочтешь мне свою поэму, тогда я смогу оценить ее, — ответила девушка.
— Тебе действительно интересно?
Акта кивнула головой, чтобы хоть как-то доставить радость Нерону. Она старалась изобразить восхищение на своем лице, потому что знала, как много значит для императора эта поэма. Акта то и дело говорила, что поэма достойна ушей самого Юпитера и просила перечитать некоторые строки еще раз.
Теперь Нерон окончательно успокоился и смог обнять Акту со спокойной душой.
— Моя Акта, как я тебя люблю! Я хочу жениться на тебе, моя божественная! — твердил он.
— Жениться на мне? На вольноотпущеннице? Это безумие! — воскликнула Акта.
— Я все устрою. Для императора нет ничего невозможного, — сказал Нерон, — я знаю, ты мечтаешь стать моей женой. Не так ли?
Акта вздохнула.
— Ах, Нерон, нашему счастью может прийти конец. Да и при том: разве тебе не жалко Актавию?
— Октавия! Эта девочка не для меня! Она дрожит ночью, как листок на ветру. К тому же, я люблю тебя, а не ее.
— Нерон, Нерон, надолго ли?
— Я буду любить тебя всю жизнь, божественная, — проговорил Нерон, целуя Акту.
«Не зарекайся, император», — подумала вольноотпущенница, а вслух сказала:
— Я тоже буду вечно любить тебя, что бы не случилось, клянусь Зевсом!
В дверь раздался стук. Вошел Бурр.
— Император, ты должен подписать указ о казни одного преступника…
— Опять казни! — воскликнул Нерон. — О, лучше бы я не умел писать!
Бурр очень удивился таким словам императора, но ничего не ответил и вышел, взяв указ.
— Надоело это все, — сказал Нерон. — Как бы я хотел сейчас выступить на сцене! Почему мне не родиться артистом!
— Каждому свое, нельзя же всем быть артистами, — ответила Акта.
— Но я уверен, что любой артист согласился бы стать императором, — сказал Нерон.
Акта, в своей голубой тунике, села подле императора и обняла его.
— Забудь сегодня обо всем, Нерон…
— В твоих объятиях, божественная, я забываю обо всех бедах Рима, — ответил Нерон. Они не слышали удаляющихся шагов Октавии, которая стояла под дверью и, чтобы не разрыдаться вслух, поспешила уйти. Нерон даже не подозревал, как она страдает.