На осознание этого потребовалось несколько часов, а потому, когда расстроенная Анзу вошла в дом, никто не стал докучать ей: настолько растоптанной она выглядела. Ванна, заботливо подготовленная служанками, давно остыла, но девушка не стремилась вылезать или просить горячей воды. Она просто лежала и вглядывалась в свои распухшие и ставшие морщинистыми руки. Насколько же проще стала ее жизнь будь она старухой без будущего, не говори ей мужчины комплиментов, скажи Зиусудра прямо, что не любит ее. Но она была молода, красива, с блестящим будущим и хорошо осознавала это. От этого становилось только больнее.

Раскаленные солнцем стены остыли и теперь вода стала казаться ледяной. Нехотя Анзу вышла из купели и обмоталась длинным полотенцем. Обтираться им не было никакого желания. Без сил Анзу рухнула на жесткую постель. «Так больше не может продолжаться, — говорила она сама себе. — Сколько можно уже унижаться перед ним. Нужно вырвать из сердца все чувства. Нужно быть мудрее». Хотя сколько раз она уже себе это говорила? Сколько раз давала клятвы? И каждый раз вся решимость рушилась от одного взгляда на Зиусудру. Он был ее неизбежностью, ее слабостью. Ее божеством. Сама того не замечая, Анзу заснула. Ей снился этот день, то каким он мог бы быть.

Утро встретило ее разочарованием: на рассвете Зиусудра уехал. Об этом сказала служанка, пришедшая разбудить ее и помочь одеться. Выгнав глупую девчонку, Анзу, не вставая с кровати, истерически рассмеялась. Если вчера она еще не понимала почему до этого не слышала ни о какой поездке в Урук, то сейчас отчетливо поняла: царь бежал от нее, от ее любви, от своих обязанностей. Зиусудра даже не удосужился обставить прилично свой побег, он просто скрывался как убийца или ночной вор. Низко, подло, совсем неподобающе. Что же, если он так жаждет избавиться от нее, то Анзу не станет мешать.