-Мы узнаем все о Марусе Соболевской, — сказала я. – И я знаю, как это сделать.
Кенджи поднял взгляд.
-Да-да, ты можешь возражать, но Петрович рассказал, что эта старуха, Дарья Сизова, она – ясновидящая. И она заявила его людям, что Маруся все еще здесь, и она ждет. Ждет, когда приду я… Я пришла, и она видела меня, сумела показать все, что, наверное, смогла, но этого мало. Мы пойдем с тобой к этой бабке и узнаем все остальное, как и просил твой отец… Ты веришь в это? Ты пойдешь со мной?
-Пойду. После всего, что я сегодня увидел, было бы глупо не верить… Она должна сказать мне правду!
-О чем, Кенджи??
-О том, чья ты внучка. Отца или этого Вишнева. Ведь если ты – моя племянница по отцу, мы не можем жить вместе. Ваша церковь запрещает это.
Я едва не расхохоталась.
-Неужели ты допускаешь, что это остановит меня?!.. Ты ведь считаешь, что твой отец и моя бабушка венчались здесь. Думаешь, наша церковь сделала бы это? Ведь твой отец – японец, человек иной веры! Они бы заставили бы его принять православие… Хотя, я даже не знаю, действовала ли тогда церковь здесь. Я ничего не знаю…
Кенджи мягко уложил меня на кровать.
-Мы узнаем, Нигаи… Мы все узнаем…
И он снова покрывал меня поцелуями, а я ловила его губы, я жаждала их, мягких, нежных, самых сладких на свете.
-Нигаи, милая… Подожди! Дай мне насладиться тобой – только так я чувствую и верю, что ты – моя и нет ничего, никого, кроме тебя… И владел он мною бесконечно, а я горела в его руках и… таяла, плача от наслаждения, всей своей душой отдаваясь, всем телом своим, которым ощущала только его. Я видела лишь его глаза, обожание в них, лившееся из них потоком, и моему желанию не было предела! Я стонала в его объятиях, не в силах сдержаться, и казалось, уже я забирала его, всего, до конца, до крика, утонувшего в поцелуе, усыпившего нас…