-Что стало с вашей семьей при советском режиме?
Я прекрасно понимала, куда он клонит, и молчала, собираясь с мыслями. Вспомнилось вдруг Зойкино круглое лицо, ее темные кудряшки, выбившиеся из-под шлема, и большие голубые глаза. Напуганные, растерянные и… возмущенные в тот, последний момент, когда она бросила в меня свои обвинения. Я — предатель? Похоже, она готова была так считать. А что же я сама? Сама я еще толком ничего не знала. Кроме одного — назад пути нет в любом случае. Там, на моей родине меня ждет только смерть. Глупо было обольщаться! Это уж скорее чудом было то, что мне, дочери врага народа, расстрелянного в тридцать восьмом, удалось стать летчицей, а не сгнить где-нибудь в лагере. Стоило мне теперь, после плена вернуться… Сдается, вряд ли меня ждал бы орден «За мужество»!
-Вы не хотите говорить? — услышала я Ленца.
-Да, нет, почему же… В тридцать восьмом арестовали моего отца. Он был очень хорошим инженером. И кому-то, видимо, это поперек горла встало. Его премии, награды, благодарности и уважение начальства, а отсюда и многие привилегии — дача, машина с шофером… Его оклеветали. Выдумали шпионство в пользу Германии, сюда же приклеили «буржуйское» происхождение и так далее… Маме сообщили — десять лет без права переписки. Но все тогда знали, что это означает.
-Расстрел? — глухо спросил Ленц.
-Да. Скорее всего, маму ожидал лагерь, но они не успели. Она умерла. Сердце не выдержало. А вот деда арестовали. Плевать им хотелось на все его заслуги перед Россией. В конце концов, он ведь за царя воевал. А уж то, что он пожилой человек, инвалид… Он умер в тюрьме, через год после смерти отца.