Зойка ошалело глядела на меня, а треск мотоциклов все приближался.
-Скажешь нашим… скажешь, что я погибла. Вот и все.
-Ты… хочешь… — и она кивнула на кобуру с пистолетом у меня на ремне.
-Не знаю.
-Но ведь ты же в плен не пойдешь! Ты же не сдашься им!.. Или…
-Что «или»? Не беси меня!
-Да ты же сама немка! И отец твой…
Я сорвала планшетку с картами и нашими заметками с ремня и швырнула ей.
-Забирай и уходи!
-Ты сдашься им и все расскажешь, да? Ну, скажи мне ты, советская летчица!
-Что я могу рассказать? Дура ты!
Я достала пистолет.
— Мне при тебе это сделать?
Зойка ахнула и отскочила.
-Тогда вали отсюда! Вали, пока мы вместе не попались!
И я направила на нее пистолет. Она сделала несколько шагов, пятясь в ужасе, потом повернулась и, не оглядываясь, побежала, скрылась в тени деревьев.
Я зажмурилась и прислушалась. Мотоциклы затихли, а вот лай собак, больших немецких овчарок приближался. Немцы прочесывали лес. Вздохнув, я открыла глаза и тут же увидела их. Несколько человек с собаками на поводках. Собаки рвались, завидев жертву, так, что солдаты едва их сдерживали. Следом показались два, по-видимому, офицера — в отличие от солдат, они были в плащах и фуражках. Я сидела, не шевелясь, и меня даже позабавил их окрик — стоять!
Наконец, они подошли вплотную. Так близко, что две собачьи морды оказались в нескольких сантиметрах от моего лица. Их хриплый лай оглушал меня, я чувствовала их теплое дыхание.