Офицер, два бойца из охраны и пять девушек-сотрудниц узла замерли в ожидании грома с молниями и он прогремел:

-Ну, все, хватит! Что ты себе позволяешь, кто тебе дал право так себя вести? Ты хотя бы отдаешь отчет, с кем споришь…

-Замолчи, сестра, иначе тебе придется в дальнейшем пожалеть, что не смогла сдержать свой язычок на замке, — жестко осадил я ее и, как и ожидал, она завелась еще больше и, уже совершенно не выбирая слова, поливала меня и костила. А я стоял, как ни в чем не бывало, читал эмоции на лицах присутствующих, которые уже смотрели на меня как на покойника и спокойно ждал, когда эта викария наконец-то выговориться и откровенно говоря, мне ее даже в какой-то момент жалко стало. Потому что чем громче она орала, чем грязнее слова выбирала, что бы унизить меня и оскорбить тем сильнее я ощущал нарастающую во мне силу и жажду боя. Зря она разбудила во мне зверя. Он зевнул от скуки даже не пытаясь прислушаться, о чем она там кричит и с холодным и спокойным презрением произнес:

-В двадцать часов заканчивается твое дежурство. В двадцать часов тридцать минут ты придешь c любым выбранным тобой оружием к центральному входу, где я буду тебя ждать. При свидетелях, коих ты тут видишь, я вызываю тебя на ‘’ поединок чести”. Если до истечения указанного времени ты при свидетелях, коих должно быть равным не менее пяти, принесешь мне свое извинение, то бой будет отменен. Если в указанное время ты не явишься на место поединка, то победа в нем будет засчитана за мной, а тебе придется нести печать позора на своем челе. При свидетелях, что присутствует здесь, я спрашиваю у тебя сестра: тебе все понятно?