-Может сбежать хотела? – произнес он вслух риторический вопрос и поинтересовался как у меня дела. Я ему в вкратце рассказал, что у меня случилось за эти дни, не забыв упомянуть про новое существо, которое я назвал ‘’ черной плесень’’, а сам все это время думал об этой женщине. О той, что повстречал в каптерке. У меня было дурное предчувствие и, выбрав момент, я спросил доктора:

-Лев, ты смог спасти ее?

Он изменился в лице, замолк и, сделав мне горькую смесь дождался, когда я ее выпью, а после этого провел в операционную. На столе лежало тело, укрытое с головой белой клеенкой, а рядом у изголовья на медицинском столике лежал окровавленный ошейник раба. Увидев его, я все еще надеялся, что это та, с клеймом, которую привели Сергей с Лешкой. Но нет. Доктор откинул клеенку, и я увидел ее лицо. При виде которого у меня перехватило дыхание и, мне стоило приложить усилий, чтобы не вскрикнуть от нахлынувших на меня чувств.

Ведь вчера, сидя рядом с ней на кушетке я почувствовал ее каждой клеткой своего тела, ощутил ее тепло, услышал ее дыхание, уловил ароматы. Со мной произошло то, чего не происходило уже многие годы и, чего я долгие годы избегал. И вчера, почувствовав приближения этого чувства, я вновь спешно убежал – испугавшись, что вновь могу влюбиться. Закрыв глаза, я вспомнил ее лицо, ее большие густые ресницы, зеленные глаза наполненные печалью, ее приоткрытые губы, которые мне так сильно хотелось поцеловать…. “ Да, я хотел ее вчера, жаждал. И это было даже не плотское желание, а что-то воздушное , чистое. …И противоречивое. Мне хотелось сорвать с нее все и целовать, ласкать ее, погрузиться с головой в омут страсти. И согреть ее, отдать ей частицу себя, сделать ее хотя-бы на миг вновь счастливой… Хотя-бы на короткое время помочь ей забыть о том, что там, за стенами и забыться самому. А вместо этого, я принес только несчастье, принес боль и смерть. Ведь если бы она ни встретилась бы со мной, ничего бы этого и не случилось. Со временем ее боль угасла бы, прошла бы печаль, она бы свыклась бы и все — осталась бы живой. И опять я никого спас, никого не сделал счастливым…. Как зверь чувствует свою добычу, я почувствовал ее. Воспользовался ее жалким положением и пожалел. И это была бы неправильная любовь, неравноправная – ведь она жертва, а я хищник, она рабыня, а я тот, кого она прокляла. И даже если бы она меня полюбила — это было бы не более чем проявление какого-нибудь подобия “ стокгольмского синдрома”. И вот я догнал ее и лишил жизни. И это и есть вся философия жизни и смерти – она живая, а я давно как мертв. Потерян!” Глядя в лицо той чье имя я даже не знал, я наклонился и поцеловал ее остывшие губы: — Спасибо тебе, милая, и прости.