Но тем не менее плакало. Здесь, на Ладоге, слёзы вырвались оттуда, где не должны были появляться.

   — Присядь. – Голос дрожал. В нём отчётливо звенели нотки волнения и лёгкого возбуждения, какое появляется у людей, когда они приходят на давно знакомое им место. – Опустись на лёд вместе со мной.

   Рэй последовал совету и уже через секунду сидел на льду, не в силах оторвать взгляд от Старшего и, по словам Отошедших, невероятно мудрого жнеца. Но мудрость жнецов всегда определялась хладнокровием, с которым они выполняют свою работу; равнодушием к крикам погибших людей и безразличием, не отражающимся на лице. Но Рэй не видел в своём учителе хладнокровия. Наоборот, с каждой секундой в нём просачивалось всё больше человеческого, и процесс этот был безумно завораживающим. И всё из-за озера. Из-за обычного озера.

   — Не обычного, — Рэй вздрогнул от сделанного ему замечания. Он вновь посмотрел на слёзы, стелющиеся по лицу, и решил обуздать свои мысли: если Старший жнец прочитает в его голове что-то непристойное, кое-кто получит отсрочку в становлении полноценным жнецом. Поэтому Рэй максимально далеко отстранился от своих мыслей и сфокусировался на словах Старшего.

   А он тем временем смотрел в даль. В бесконечную, простирающуюся под оранжево-розовым небом даль.

   — Это не обычное озеро, Рэй, а особенное. И особенным его делает то, что здесь произошло. Ты ведь изучал историю войн?