— Что он здесь делает?
— Пришёл извиняться,— ответила Маша.
— Слишком часто извиняешься,— сказала её мама, обращаясь ко мне,—а слишком часто извиняются подлецы.
— Ну, значит, я подлец,— ответил я хамством на хамство, не уловив логики в словах её мамы.
— Подлецам не место в моём доме,— сказала её мать, которая еще секунду назад была для меня её мамой.
— А я уже ухожу,— ответил я и проследовал к входной двери.

    Маша сидела ошарашенной, а её долбаная мать стояла злой.
    Теперь меня бесила вся эта семейка. Мама, которая лезет не в своё дело. Дочь, которая сказала: «Он пришёл извиняться». Кто так говорит? Кто, мать твою, говорит своей маме такое при том, о ком говорят?

— Пошли вы все к черту!— злобно говорил я, пробираясь через небольшие сугробы снега.— Пошла ты и мать твоя! Пошла ещё раз ты и много раз пошла твоя мать!

    Эта тупая история не могла не иметь тупого продолжения, и оно не заставило себя ждать. Вернее, продолжение заставило себя ждать, но есть определенные фигуры речи, и давайте уважительно к ним относиться.
    Пройдёт несколько лет, и я узнаю, что Маша просила нескольких одноклассников провожать её домой, аргументируя это тем, что она боится меня. Был это реальный необоснованный страх передо мной или попытка через «страх меня» добиваться симпатии других мальчиков — я не знаю. Но факт остается фактом.

***

    Закончив вспоминать Машу, я медленно провалился в сон. На этот раз я не вздрагивал от проезжающих за окном машин и проснулся только рано утром. Моя незнакомка из автобуса, которая использовала имитацию сна как способ познакомиться, разбудила меня нежными поглаживаниями по лицу.