Честно говоря эти три друга, казалось бы простая конфигурация, оказались самым коварным конструктивом и ввиду этого долго не могли считаться, но все равно это была первая ниточка, за которую удалось зацепиться. Так ворвавшись первыми из этой притчи в мое подсознание, угадывались мучительно и долго и додумывались практически последними. Но уже они заставили поверить меня в новую оптику этой притчи и всей Книги.

            Цифра восемь, если посмотреть со стороны цифры уже в нашем понимании, — это четыре вентиля и самая минимальная вариативность нуля и единицы. Из физики придет на ум «восьмеричный путь» элементарных частиц Гелл Мана ( Нобелевская премия 1969 г.). Из химии — восемь уровней и подуровней электронных орбит, даже наша Солнечная система имеет на сегодняшний день восемь планетарных орбит,  почему-то перестали учитывать девятую планету и соответственно ее орбиту, вероятней всего не устроили ее размер и масса.

            Гелл Ман — это уже кварки, куда я лезу, я даже на школьном уровне поплыву, я ничего в этом не смыслю. И все равно, пусть даже так, но образы-то я должна считать. Даже хочеться, перефразируя Татьяну Доронину с чувственным придыханием вопрошать: «Любите ли вы образы, так,- как люблю их я?! Хотя понятно, скорее не понятно, на чем все это держиться? И почему именно так? И как все это свести? Это какого же уровня должны быть знания, чтобы доказать эту притчу? А ее именно надо доказать, как теорему, да еще  разобрав этот конструктив на состовляющие узлы, это я уже потом поняла. Но парадокс в том, что если она идет в такой подтекст, я ее не потяну из-за отсутствия, чего уж там, даже элементарных знаний, а здесь нужны академические. Но дело в том, что уважающие себя физики, а физика — эксперементальная наука, то-есть все в ней должно быть подтверждено эксперементально, без этого ничего не работает в науке. Так вот эти серьезные, уважаемые люди никогда не займуться этой притчей всерьез, то-есть конкретно ее персонажами, по обывательски фриковыми, даже банальными, где Бог издевательски сам куражиться, отрываясь по полной, в образе Сатаны, взяв на себя роль плохого дирижера, этого странного оркестра, явно исполняющего какую-то какофонию. Но ведь оркестр  для того, чтобы сыграться и синхронизироваться как оркестр, нарабатывает будущую стройность, разбившись на группы одинаковых инструментов, а потом уже отрабатываются вхождения в общий строй.