4
Кто-то листья в саду подметает
собирает их в кипы, в огромные кучи
и, облокачиваясь на старые грабли,
сжигает все без остатка.
Аромат до окрестного леса доходит,
где прячутся дети и чувствуют
запах, которому суждено
стать ностальгией через несколько лет.
— Красиво… — проговорил Безродный. — Это Пушкин?
— Нет, — усмехнулся Призрак. — Это Джимм Моррисон.
— А я знаю только Пушкина. — Он написал этот, как его там. «Белеет парус» что ли?
— Нет, это Лермонтов.
— Неученый я, читаю по слогам. Да и жизнь моя пропащая! — Безродный облокотился о забор и закурил Ватру, которую стрельнул у прохожего дедка.
Призрак думал. Думал о том, что жизнь может быть совсем иной, нежели он ее себе представлял. Вот она, жизнь внизу — грязный, никчемный мирок. Призрак не знал, что будет делать дальше. Его это в какой-то мере перестало волновать. Он знал, что это всего лишь не очень удачный период в его жизни, хотя даже не представлял, как выпутаться из этой ситуации. Оставалось жить сегодняшним днем. Раньше Призрак и вообразить себе не мог, что ему придется общаться с такими, как Безродный. Мало того, что интеллект этого человека-существа был на нуле, он даже толком не умел писать! Но разве его в том вина? Жизнь — лотерейный билет. Кому-то нужно проигрывать.
Призрак вспомнил о Кейт. На душе стало теплее. Одно воспоминание о ней делало его счастливым. В конце концов, не узнав плохой стороны жизни, не будешь ценить хорошей. Просто теперь будет с чем сравнивать.
— О чем задумался? — спросил Безродный, засовывая в рот кусок хот-дога, который он успел забрать из чьей-то тарелки в Мак Дональдсе.
— Мне о многом нужно подумать, приятель, — проговорил Призрак.
— А я вот думаю только о том, где достать пожрать, выпить и найти более менее удобный ночлег. — Будешь? — он протянул кусок хот-дога.
Призрак покачал головой.
— Пойдем, — сказал Безродный.
— Куда?
— Под мост. Я там ночую время от времени.
Призрак молча встал. В конце концов больше не было никаких планов, некуда было торопиться, ведь никто нигде не ждал. Они медленно зашагали вдоль дороги. Призраку было все равно, что он уже вторую неделю не брился и что одежда его нестираная и немного рваная. Он научился глубже смотреть в сущность бытия и в глубине души даже был рад, что на его долю выпало такое испытание, хоть и не мог признаться в этом самому себе. Он был настолько свободен, что не знал, что делать с этой свободой. Они уселись под мостом, где протекала небольшая грязная речушка. Безродный зашелестел пакетами.
— Ого, да тут еще целая краюшка вчерашнего хлеба. — Будешь?
— Давай, — он ел хлеб, словно это было филе из курицы.
Вспомнилась песня Курта Кобейна об одиночестве и о том, как Курт жил под Абердинским Мостом на тот период времени, когда ему пришлось бомжевать. Призрак тихо запел:
