— РЭС слухае…

— Послушайте, РЭС, — когда будет свет в детской больнице?!

— А хто цэ?

— Дед Пихто!!! Я врач анестезиолог, и здесь у меня ребенок тяжелый… Включайте немедленно свет! Что у вас там случилось?!

— Ликарю, — цэ в цэнтри, Колька пьяный на трактори йихав та опору звалыв… На всей улице… Провода… Утром соберем бригаду и будэмо ставить. А сёгодни выхидный, — никого ж нэма…

— Сволочи! — я задохнулся, — если прямо сейчас не поставите столб, — у меня ребенок умрет…

Короче, я подниму на уши всю вашу администрацию сейчас. И у тебя лично, слышишь, РЭС, — будут неприятности…

Бросив трубку, я, по-моему, сломал телефон. Меня била дрожь, пересохло во рту. Послал педиатра за главврачом, чтоб разбирался со столбом, а сам ушел к ребенку. Давление опять начало снижаться, и я почти плакал от бессилия и злости. Через час свет появился, аппарат затарахтел натужно. Потом ритмично задышал… Подсоединили… Ребенок стал дрожать, как-бы готовясь опять выдать судорогу. Пришлось вводить релаксанты, и многое другое. Под утро примчался красивый детский реанимобиль канареечного цвета с мигалками, и маленького беженца армянина забрали в область вместе с мамашей.

Тем же днем, не скрывая облегчения, я прощался с семейством Кузов, Ниной Григорьевной, Михаилом Юрьевичем, операционными сестрами и заснеженным городком. Мои новые сослуживцы стесняясь, и, как-бы извиняясь, благодарили за работу, поглядывали на командировочного немного ошалело. Для двух недель приключений было более чем достаточно. Через полчаса я уже засыпал на заднем сидении битком набитого «Икаруса». Рядом у окна трое колхозников похмелялись водкой, закусывая сухим печеньем из пачки со странным названием «Шахматное». Впереди меня ждал родной город.