В комнате с диваном и коврами начался ремонт, я опять ночевал в пустом обшарпанном КИЗе. Но теперь уже научился здесь спать, ценя каждый ночной час. Днем однажды вызвали в гинекологическое отделение обезболить аборты. В этот день их набралось больше десятка. Работали на два кресла одновременно, то есть, это я работал. Нину Григорьевну пожалел, она три ночи почти не спала, дежурила у Анджелы в палате бессменно. Просто приходилось самому набирать анестетик в шприц, и самому вводить женщине в вену. Гинекологов было двое, с Кузихой во главе. Я и сейчас предпочту провести наркозы на пяти перитонитах, и, чтобы меня еще облило кровью или гноем из живота, вместо того, чтобы провести один единственный наркоз на аборте. А их в день приходилось проводить до пятнадцати… «Почистить» — так это называлось у гинекологов. Какое мерзкое слово в применении к ситуации. Как будто делали вид, что вычищают из маток занесенную туда поганым способом грязь, а не убивают человека. Вот в дверную щель абортария просунулась женская, даже девчачья головка. Глаза расширены от ужаса, губы дрожат, сейчас ее очередь, но она не может сделать шаг в эту пыточную, вот-вот заплачет. Я подхожу.

— Тебе сколько лет?

— Симнадцять…

— Ты не хочешь?

— Так, ликарю… — и слезы потоком.

— Ну, иди, милая, домой, иди…

— А что, можно?! — она убегает, сбрасывая на ходу больничный халат.

Через полчаса ее впихивает в абортарий родная мать со словами: