— Коля, ты ж задренируй брюшную полость. Там выпот був…

— Сам знаю, иды гэть, я сказав! Оцэ послидний раз за тэбэ оперирую!

Она исчезала, и до конца операции сидела у сестер в комнатушке, пила кофе, сплетничала и смотрела телевизор. Операционные сестры, посмеиваясь, потом рассказали мне, что по этой программе проходят все кесарева сечении в исполнении Кузихи уже много лет.

На третьи сутки у нашей Анджелы начались осложнения. Вздулся живот, дренажи не функционировали, росла температура, ухудшались показатели в анализах, говорящие о том, что интоксикация усиливается, а печень и почки уже плохо справляются. Женщина угасала. Я боролся с интоксикацией, как мог помогал организму. Менял антибиотики на более мощные. Назначал много капельниц, переливал плазму и альбумин. Подбадривал больную, пропускал к ней родню. Тогда к тяжелобольным не пропускали, и я делал это вечером, когда заведующий уходил домой. Михаил Юрьевич, в отличие от Куза, почти не отходил от своей пациентки, что-то подолгу рассказывал родственникам в ординаторской. Девиз «не пущать» был, конечно, призван для того, чтоб здоровое население не смогло чего ненужного увидеть: грязи, бедности, скученности… Второе — при посещении ведь нужно было обеспечивать халатами, масками и бахилами. Еще чего. Тут на самих не хватает. Сейчас люди, насмотревшись буржуйских сериалов, требуют посещений родственников в реанимации. И они конечно правы, за редкими исключениями. Вообще, вопрос должен решать лечащий врач, а не администратор. Вот мы и решали вместе с хирургом.