Меня заперли в хранилище натра. Птаххетеп вместе с охраной ушел в храм. Каждая минута, проведенная в одиночестве, казалась вечностью. Закрыв глаза, слушал биение сердца, которое должно было скоро остановиться, и плакал. Я не винил учителя, что он не борется за мою жизнь, не молит о пощаде: моя судьба была предрешена, да и умереть от его руки было большей честью, чем от кхопеша самого царя. Сколько прошло времени — не знал. Открылась дверь, и воины поволокли меня в большой зал. Там бесцеремонно швырнули на каменный стол для бальзамирования. Хотел заплакать от страха, но улыбка на лице хранителя библиотеки словно загипнотизировала меня.

– Ничего не бойся, – ласково произнес он. – Ты просто заснешь сейчас, а я разбужу тебя уже в другом мире.

– Воля твоя, мой господин, – прошептал в ответ.

Телохранители брата рассмеялись над этими словами, но я знал, что каждое слово Птаххетепа надо понимать буквально. Он что-то задумал и просил спокойно относиться к каждому действию, каким бы бесчеловечным оно не показалось. Стерев с моего лица растекшуюся от слез косметику, учитель покрыл кожу смесью масел, заново подвел краской глаза, одел в чистую одежду, украсил запястья браслетами, что были подарены еще отцом, протянул мне кувшинчик.

– Пей и засыпай.

Птаххетеп завернул меня в первый слой ткани. Сквозь надвигающийся сон я почувствовал знакомый запах, какой был в той библиотеке. Вот, что принес тогда он в коробке, обмазанной глиной, вот почему не брал с собой, чтобы я не привык. Последнее, что помню, как меня положили в гроб и куда-то понесли.