Он запихнул револьвер обратно в кобуру. Стакан, из которого Глен выпил так много виски вчера вечером, чудом не разбился. Сержант поднял его с пола, осторожно присев перед ним на корточки, чтобы свести к минимуму движения головой. Он налил себе немного виски, сугубо в медицинских целях. Сел в кресло и обмакнул в янтарную жидкость три пальца. Затем сделал один большой глоток, осушив стакан и приложил мокрые пальцы к ране на виске. Боль снова пронеслась по его телу, от раны на голове до самого копчика и на этот раз сержант не стал ее подавлять. Громко застонав он выругался и обмяк в кресле.
Глубоко дыша, он вращал ступнями и кистями, разминая их и оглядывал комнату, в поисках дырки от пули. В тот момент, когда суставы перестали трещать, он наткнулся на след выстрела и замер. Пуля угодила прямиком в картину. Глен какое-то время тупо глядел на полотно, барабаня пальцами по подлокотнику кресла. Он мог бы поклясться, что вчера на картине было иное изображение. Теперь же на ней не было никакой воды. Технически она была, но замерзшая.
Взгляду сержанта представала величественная снежная пустыня. Древние каньоны голубого льда, покрытые шапками снега, уходили вдаль. Извилистый пейзаж далекого полюса стремился к горизонту, где в морозной дымке виднелась черная колонна. Она тянулась своей вершиной к черному солнцу в белом ореоле из острых шипов. Колонна не имела ничего общего с увиденным Гленом накануне ходячим островом. Это был циклопический обелиск или башня со множеством отверстий, количество которых невозможно сосчитать. Черное солнце — являлось отверстием от пули, случайно выпущенной сержантом из револьвера. Вывернутая наизнанку материя холста, торчащая из отверстия, казалась белым ореолом этого светила. Этот последний штрих придавал пасторальному пейзажу картины поистине зловещий вид. Глен поспешно отвел от нее взгляд, страшась что картина снова начнет шевелиться.
