…—Спасибо вам! — тихо сказала девушка тогда, тремя месяцами раньше, когда они вошли в квартиру.
—Всегда к вашим услугам. — Стандартной фразой ответил Евгений и собирался, уж было, откланяться.
—Хотите чаю? — испуганно спросила она, поразившись собственной смелости и, в замешательстве сделала вид, что ищет выключатель в полумраке прихожей.
Евсиков, пропахший водкой и потом драки, с кровоподтеком на скуле, обернулся в дверях и под ярко вспыхнувшим светом хрустальной лампы, только теперь внимательно разглядел её. Она оказалась блондинкой с карими глазами. На вид ей было лет двадцать пять. Выглядела гибкой, но не была худой. Роста среднего, почти достигавшего уровня глаз Евгения. Локоны вьющиеся, ресницы длинные. Нос небольшой, правильный. Губы, подкрашенные неяркой помадой, красивой формы. Щеки, покрыты нежным пушком, как на только что сорванном персике. Овал лица был несколько широк, но большие темные глаза притягивали к себе взгляд наблюдателя, заставляя не замечать некоторой дисгармонии. Под пристальным взглядом мужчины девушка покраснела и завела одну непослушную прядь за ухо. Ушко оказалось маленькое и розовое, а рука изящной и загорелой.
—Если вас не шокирует мой вид…—начал он, но она наивно и радостно воскликнула:
—Что вы! У меня к чаю есть превосходное печенье и цукаты.
—Цукаты, это то, что надо, — сказал Евгений, прикрывая входную дверь.
—Чай! — громко крикнула девушка в проём темной кухни и вновь повернулась к гостю.
—Проходите в гостиную! — защебетала она, увлекая его за собой по коридору и зажигая везде свет, — располагайтесь тут совершенно запросто, через минуту все будет готово.
—Позвольте представиться, — сказал ей Евгений, прежде чем осмотрелся в комнате, — Евсиков Евгений Петрович, военный инженер.
—Как интересно! — хозяйка, расставляя на столе богемский чайный сервиз, бросила на него быстрый взгляд. —А меня зовут Рива Бойц, я работаю в «Ведомостях», делаю обзоры культуры и искусства.
Евгений внутренне вздрогнул от такого «коктейля»: еврейская девочка и журналист, но, решив, что единственный вечерний чай в таком обществе ни как не скажется на его дальнейшей жизни, улыбнулся:
—Надеюсь, вы не собираетесь меня интервьюировать, с тем, что бы накропать статью о бесчинствах моих сослуживцев сегодняшним вечером?
—Нет! — засмеялась Рива искренним и звонким смехом, — было бы совершенно бессмысленным портить их карьеру. Но всё это ужасное безобразие! — серьезно добавила она, на что Евсиков молча кивнул.
—Хотите, будем пить чай из самовара? — вновь повеселев, спросила девушка.
—Отчего же нет? — разглядывая копию Айвазовского, откликнулся Евгений.
—Тогда мне нужна ваша помощь на кухне.
—С удовольствием! — обернулся он.
—Ой! — испуганно воскликнула Рива, — ваш мундир! Он порван сзади на рукаве!
—Да? — с интересом заглядывая себе за спину, спросил Евгений.
—Снимайте его, я мигом зашью! — Рива протянула к Евсикову руку, даже не сомневаясь, что он сейчас начнет раздеваться.
—Позвольте отказаться, милая хозяйка, от вашей любезной заботы. К тому же у меня есть, кому зашить такой пустяк.
—Конечно же, это ваша жена? — опустив руку, сказала она с осторожностью.
Евгений удивленно вскинул бровь и пожал плечами.
—Почему же сразу жена? Во-первых, я не женат, а во-вторых, и сам умею прилично вдевать нитку в иголку. И, в-третьих, мы собирались пить чай. Где у вас кухня и чем я могу там помочь.
Едва заметно улыбнувшись, девушка пригласила Евгения за собой. Большой самовар стоял на одном из столов и уже пыхтел горячим паром.
—Вот этот самоварище нужно отнести в гостиную! — воскликнула девушка, хватая тот за ручки. Евгений едва успел удержать её от такого шага, накрывая её ладони своими.
—Позвольте ли вы это всё-таки мне? — сказал он, оказавшись позади неё и как бы обняв девушку.
—Что…это? — застыла Рива, шепотом задав вопрос.
Щека Евсикова касалась девичьих волос, и тонкий аромат дорогих духов щекотал его обоняние. Кроме того, он почувствовал, как опустились девичьи плечи и ослабли, выражая полную покорность, ладони под его руками.
—Взять ваш самоварище, —отчего-то тоже шепотом ответил Евгений.
—Как же вы меня испугали! — выскальзывая из-под его рук, призналась Рива.
—Чем же это, позвольте спросить? — он поднял самовар и посмотрел на девушку.
—Простите, Евгений Петрович, я подумала ужасную глупость, — пробормотала она и, схватив поднос со сладостями и заварным чайником, поспешила в гостиную. Евсиков покачал головой ей в след и тоже подумал о совершенно такой же глупости.
Тем вечером они долго сидели за самоваром. Беседуя ни о чем, Рива и Евсиков шутили, смеялись и пили душистый чай. Выяснилось, что девушка уже больше года работает в издательстве, знает почти всю богему, бывает в курсе всех скандалов и сплетен. Обладает отменным стилем, да таким, что главный редактор прочит ей славу великого журналиста. А до того она была репортером «Русского курьера» и успела побывать в полыхающей войнами Африке, на медленно тлеющем Ближнем Востоке и в Антарктике, когда русский путешественник Иван Нежин, заканчивал свой трудный путь «Пешком от полюса до полюса».
В углу негромко работал телеприемник и порой, когда передавали новости, оба с чисто профессиональным интересом вслушивались в сообщения, невпопад отвечая собеседнику. Евсиков уже совершенно протрезвевший с неудовольствием вспоминал обстоятельства их знакомства и никак не мог забыть о порванном рукаве. Наконец, когда часы на украшенном резьбой комоде медленно пробили двенадцать, Евгений засобирался.
—Спасибо за хлеб-соль, дорогая Рива, но мне пора. Было очень приятно свести с вами знакомство, и надеюсь, вы больше не попадете в неприятную историю подобную сегодняшней. Мне нужно извиниться перед вами за наше хамское поведение в ресторации и испорченный вечер….
—Простите, Женя! — хозяйка, под конец, отбросив всякие формальности, всплеснула рукой, — вечер, конечно, был переполнен событиями, но, тем не менее, он не стал для меня безнадежно испорченным. Я встретила прекрасного собеседника и мужественного человека….
—Звучит это очень уж по-газетному, — рассмеялся Евсиков.
—Сомневаетесь в моей искренности, офицер? — Рива шутливо нахмурилась.
—Честно говоря, да! — сознался Евгений, — на мой взгляд, пьяный и оборванный мужчина, это не совсем достойное завершение для удачного вечера.
—Ах, господи! — девушка порывисто вскочила, — мундир!
И, несмотря на всё сопротивление Евсикова Рива заставила того снять китель и, достав из комода иголки и нитки, уселась на диване зашивать дыру. Евгений, оставшийся лишь в армейской майке, и смущенный наготой мускулистых плеч, с укором выговаривал ей:
—Совершенно напрасно вы это, сударыня. Право же, сущий пустяк…
—Перестанете ли вы, господин хороший, ворчать? Вот уж не думала, что вы такой зануда. И к тому же, не в моих правилах отступать от задуманного!
—Что же вы ещё сегодня задумали? — поинтересовался Евгений, вглядываясь в экран телеприемника и впервые за вечер жалея, что на столе нет водки или хотя бы шампанского.
Девушка усмехнулась и, глядя на него, проколола себе палец иглой.
—Ой!— вскрикнула она, бледнея.
—Что!?— Евсиков повернулся к ней и увидел протянутый к нему пальчик с медленно набухавшей каплей крови.
—Помогите мне, Женя,— попросила она, — я очень боюсь вида крови…
—Где у вас аптечка? — спросил майор, вставая.
—В спальне в левом шкафчике, — начала, было, она, но вдруг передумала, — вы, навряд ли найдете. Лучше помогите мне дойти туда.
Евсиков прекрасно понял к чему весь спектакль и поймал себя на мысли, что не прочь бы отыграть в нем заглавную партию. Только вот стоило ли? Девочка явно мучилась от одиночества и отсутствия объекта для своей заботы. Зашивая его китель, и не подозревая, что Евгений отслеживал её движения боковым зрением, она несколько раз прижимала его пахнущий сигаретами и одеколоном китель к своему лицу и тихо вздыхала. Боится крови? Чушь! Если она бывала в Африке, то крови ей там было по колено. Всё это заставляло Евсикова призадуматься. Возможно, он напомнил ей кого-то своим видом, запахом сигарет или ещё как? Неужели в её жизни не было знакомых мужчин, что она так жадно льнула к Евгению при первом знакомстве? А может быть, тут виновата банальная распущенность или похоть? Но он, русский офицер, связанный по рукам и ногам присягой и всякими условностями, не лучший образец для сексуальных домогательств. Там где простой человек мог поддаться чувствам и, не обременяя себя раздумьем, пуститься во все тяжкие, сотрудник разведки был просто обязан просчитать любые возможные последствия ситуации и ловушки. Внезапно Евсикова неприятно обожгло – подстава ДГС! Но он отчего-то не желал, чтобы она была агентом Гагарина и его псов. Ну, не хотел он и всё тут, верить в это. Милая девчушка, по всему видно добрая, ласковая и тонко чувствующая. И, тем не менее, майор решил сейчас не рисковать, а поискать её досье в архивах Военной разведки. Подойдя, он взял с её колен мундир.
—Рива! — доставая из кармана кителя носовой платок, произнес он, — сейчас я завяжу ваш палец, и крови больше не будет.
—Я же испорчу ваш платок! — со слезами в голосе бормотала девушка, — в аптечке есть бинт и…
Однако Евгений не слушал её, а, опустившись на одно колено, крепко замотал палец своим платком и туго затянул узел. Затем, держа уколотую руку в своей ладони, он немного посидел рядом. Но, когда, глядя прямо в карие, полные слёз глаза, майор собирался встать, Рива спросила:
—Я вам противна?
—С чего вы взяли? — ласково улыбнулся Евсиков.
—Зачем же тогда вы так со мной? — её голос дрогнул.
—Как, помилуй бог?
—Как с ребенком! — выпалила она и порывисто встала.
—Наверное, оттого, что у меня его нет! — одевая мундир ответил Евгений.
—Я не закончила зашивать!— сказала через плечо Рива.
—Ну, уж, тут ничего страшного нет. Я попрошу ещё кого-нибудь, — Евсикову отчего-то стало смешно.
—Так вы «донжуан», сударь? — она повернулась к нему и, схватив свисавшую с рукава нитку и иголкой, резко её оторвала.
—Поосторожней нельзя ли, барышня? — невозмутимо спросил Евгений застегиваясь на все пуговицы.
—Типы на подобии вас, защищены от неожиданностей толстой кожей, — язвительно заметила она, — таким всё нипочем!
—«Ввести в свой дом и оскорблять, чудней не выдумать сюжета!» — вспомнил к месту пару строчек Евгений.
—«Ах, князь, зачем вам голова? Носить на ней усы и шляпу? Пустые говорить слова или сосать как мишка лапу?» — мгновенно нашлась Рива.
—«Кому дерзите вы, негодный? Безусый паж! Бесстыдный шут! Я меч не обнажу свой гордый, плетями вас накажут тут!»
—«Приму как есть, позор и муку! Ведь я люблю, а значит, духу на казнь уж хватит у меня! О, Лиолэ, любовь моя!»
Евгений рассмеялся и лицо Ривы, до сих пор серьезное и настороженное, тоже озарилось улыбкой.
—Кстати, сударыня, «Лиолэ» запрещена цензурой, — сказал Евсиков.
—Кстати, сударь, но я-то пока цензурой не запрещена! — хитро улыбнулась Рива.
Евсиков посерьезнел и, сделав шаг к ней, взял за плечи. Она молча смотрела на него и ждала.
—Я совершенно растерян, Рива, — медленно сказал Евгений, — никогда раньше до этого мне не доводилось отбивать столь стремительный штурм….
—Вам кажется, что…. вы думаете, я вешаюсь на вас? Вы считаете меня развратной? — испуганно спросила она.
—Да, нет,… нет! — мучительно подбирая слова, поспешил успокоить её Евсиков, — я старше вас лет на десять, и совсем нечасто бываю в обществе. Может сейчас так принято, выражать свои симпатии?…
—Так было принято всегда! — безапелляционно заявила она. — Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на бессодержательное. Вы мне показались тем человеком, с которым будет интересно, и в этом сейчас я ещё больше уверилась.
—Почему?
—Сама не знаю, — пожала плечами она, — вы какой-то другой, Женя. Странный немного и очень отличаетесь от того круга, в котором я вращаюсь. Но с вами как-то уверенно и спокойно, будто вы ручной лев, сытый и добрый. Точнее даже пресыщенный, в том числе и женским вниманием, поэтому совершенно неопасный. И ещё, у вас на плече довольно необычная татуировка для простого военного инженера – двуглавый орел, рвущий когтями волка. Отчего вы сделали именно такую?
—От скуки! — сказал неправду Евгений. Татуировались таким рисунком лишь офицеры и коммандос отдела «Ч».
—Должно быть, вам было очень скучно? — улыбнулась она, и майору показалось, что она знает больше чем ей положено.
—Вы правы, — кивнул он, — тогда мне было скучно и одиноко.
—Но ведь теперь мы друзья? Я не дам вам скучать! — Рива пытливо заглянула майору в глаза, но тот промолчал. Однажды ему случилось быть у старинной подруги. До того вечера – только подруги. Меж ними существовали очень долгие дружеские отношения, и хотя женщина иногда давала понять, что не против близости с Евгением, он никогда не переходил Рубикон. Но в тот раз Евсиков отступил от выбранной линии и впоследствии горько разочаровался: хороший собеседник и человек, в постели она, грубо говоря, оказалась совершенной пустышкой. И еще, что самое неприятное, с помощью стонов и вздохов женщина пыталась его уверить, что ей хорошо, и она сгорает от страсти. Обман же Евсиков ненавидел с детства. В кадетском корпусе слово «честь» и слово «ложь» были абсолютно несовместимы и уличенный в обмане кадет, часто становился изгоем на долгие месяцы. Поэтому, смотря в её скучные глаза, Евсиков понял, что потерял друга, а любимой так и не приобрел. Он дал себе слово – впредь никогда не путать дружбу с постелью. Пусть дружба будет дружбой, а секс останется прерогативой любви.
—Так как? — вопрос Ривы заставил его очнуться от воспоминаний, — вы хотите моей дружбы, Женя?
—Я непременно вас куда-нибудь приглашу, — Евсиков отступил на шаг и поклонился, — но сейчас мне действительно пора.
—Знаете, Женя, пожалуйста, не пропадайте вовсе из моей жизни, — она печально опустилась на диван и сложила на коленях руки, — я понимаю, что совсем не пара вам и у вас, возможно, нет на меня времени, но хотя бы иногда звоните мне. Мой номер очень просто запомнить: три четверки-М-два-семь.
—Я позвоню, — пообещал Евсиков и ушел, унося в своей душе совершенный сумбур.
Оказалось, что её дело, которое имелось на всех без исключения журналистов, было совершенно чистым. Никаких фактов говоривших о какой-либо неблагонадежности или попытках вербовки другими структурами не было. В тридцать сухих строчек уместилась почти вся её жизни, но зато отдельным красным шрифтом была выведена информация касаемая её деда. Тот оказался организатором марксистского кружка в Киевском политехническом институте, и после подавления студенческих волнений в 1920, осужден и сослан в Сибирь. После отсидки старик уехал в Североамериканские штаты, но его сын впоследствии вернулся и открыл свое дело в Житомире. Там же родилась и Рива. Шесть лет назад, получив диплом филолога в университете Киева, девушка переехала в Москву и поступила на службу в «Русский курьер», затем последовало приглашение в «Ведомости». На взгляд Евгения – дети не ответчики за поступки отцов, а тем паче дедов. Поэтому он, припомнив номер, позвонил ей из какого-то кафе, и предложил встретиться. Жизнь вдруг обрела совершенно новый смысл. Последовавшие три месяца были наполнены неистовой страстью, новыми ощущениями душевного равновесия и юношеским трепетом перед каждым свиданием. Ушли в прошлое загулы с Шушей и честной компанией в столичных ресторанах, походы пьяной толпой по борделям Замоскворечья и бесцельное времяпровождение за картами в казино. Теперь в сердце Евгения безраздельно царила Рива. Они часто бывали в маленьких театрах и небольших ресторанчиках на окраинах Москвы или посещали совершенно неизвестные художественные галереи и выставки. Рива странно терпимо относилась к такому выбору Евгения и не пыталась повести его в Большой или Метрополь. Впрочем, она обмолвилась как-то, что жутко устает от тех людей с которыми ей приходится встречаться по работе и очень хорошо, что Женя не выбирает для их прогулок знаменитых публичных мест. И почти всегда они быстро возвращались в её квартиру, что бы буквально на пороге упасть в любимые объятия. Зеленый будуар был свидетелем их безумных дней и ночей, когда время то замирало, то стремительно неслось над их вжавшимися в друг друга телами….