Облаченный в парадный мундир Преображенского полка, Евсиков прибыл в Управление к девяти часам. Он задумчиво смотрел на улицу из окна приемной генерал-лейтенанта Меркулова, когда вошел адъютант «Деда» поручик Александр Шуйский, молодой человек двадцати трех лет. Меж своих Шуйского Сашу звали просто Шуша. Великосветский хлыщ и большой любитель дам, он был, тем не менее, неплохим сотрудником и славным товарищем. Шуйский неторопливо подошел к майору и встал рядом. С последнего, десятого этажа особняка, целиком построенного из гранита и черного стекла открывался красивый вид на Арбат. По широкой улице тянувшейся к Бородинскому мосту и бегущей дальше аж к Триумфальной арке и Поклонной, сновали автомашины. То и дело, отъезжая от многочисленных особняков российской знати, в поток вливались элегантные лимузины, а спортивные купе и мотоциклы, нещадно сигналя, срывались с места от какие-нибудь кованых ворот. Как все же хорошо, что вздорный проект архитектора Кукушкина не поддержал столичный генерал-губернатор, и в сердце Москвы не построили многоквартирные бетонные глыбы высотных зданий. План не одобрили, но все же не положили под сукно и кукушкинские небоскребы теперь кольцом опоясывали Великий город, как корона лысую голову царя, охраняя Москву от холодных ветров и смога промышленных зон. Тем временем, у Арбата, на углу Гоголевского бульвара, из-за поломки омнибуса образовался затор и дорожная жандармерия, особо скорая на руку в таких случаях, просто-напросто перетащила его в переулок прибывшим на место происшествия могучим вертолетом Сикорского. Движение восстановили в считанные минуты, вертолет сменился технической группой, примчавшейся в узком маленьком авто, но два сержанта продолжали размахивать жезлами, ускоряя процесс передвижения сотен автомашин.
—Хорошо «джеки» работают,— сказал Евгению адъютант.
—За это им и платят, — отозвался Евсиков, усмехнувшись про себя уничижительному прозвищу Дорожной Жандармерии.
—Вчера в Большом давали «Рюрика» с Веленской в заглавной партии, — сообщил Шуйский. — Был сам Светлейший и …Ольга Александровна.
—Светлейший князь, Шуша, благоволит к Зое Веленской, это всем известно. А вот Ольга Александровна…В «Ведомостях» писали, что она в Санкт-Петербурге открывает с послом Северных Штатов выставку картин индейцев племени сиу.
—Да клянусь вам Евгений Петрович, всё истинно так! Была инкогнито. Сидела в ложе с известным поэтом Эдуардом Печорским, в парике, темных очках и отнюдь не в придворном наряде: серый костюм от Волкова и белая сорочка.
—Вновь не состыковка, Шуйский. Печорский – известный нигилист и пидор. Что ей делать в его обществе? Дойди это до государя и ей несдобровать.
—Вы мне не верите?
—Я верю, но думаю, что вы все-таки ошиблись.
Офицеры отошли от окна, и поручик предложил закурить. Закурили.
—Где же «Дед»? — нетерпеливо взглянув на золотые часы фирмы «Буре», выдохнул дым Евгений.
—Уехал в Кремль с докладом к Светлейшему. Затем они, скорее всего, отстоят обедню в Успенском, богомольцы, — пуская кольцо, усмехнулся адъютант и добавил, — а вот в «Ладоге» у Гришки Зябликова новые девочки. Премиленькие.
—Дьявол! — пропуская «девочек» мимо ушей, сказал Евсиков, — у меня встреча в десять.
—Придется её отменить, майор. Поскольку «Дед» говорил о крайне важном разговоре.
—Да, придется, — согласился Евгений, — позвольте сделать один звонок, Александр Владимирович?
—Хоть два, любезный Евгений Петрович, — вновь пуская кольцо, кивнул Шуйский и опустился в широкое кожаное кресло.
Набирая номер, Евсиков представил себе, как в тишине небольшой квартирки на Трубной, переливисто зазвонит ярко-красный аппарат и невысокая черноглазая девушка, оторвавшись от утренних газет и кофе, поднимет трубку. Рива, Ривочка – его любовь и неизбывная боль.
—Алло! Это ты? — она ждала его звонка.
—Да, это я. Как ты спала? — Евсиков отвернулся от курящего Шуши.
—Без тебя я вовсе не сплю. Ты приедешь? — торопливым говором спросила она.
—Как только работа позволит…
—Я очень жду тебя, Же…
—Прости, но мне нужно идти. — Майор быстро положил трубку. В его разговорах по телефонным линиям не должно было звучать никаких имен. Евсиков затянулся сигаретой и присел на край стола.
—Сердечные дела? — адъютант Меркулова кивнул в сторону телефона.
—Скорее меркантильные, — бросив быстрый взгляд на Шушу, сказал неправду Евгений.
В своей связи с еврейской девчонкой Евгений опасался не за себя, хотя и существовало негласное повеление пресекать в корне такие вот истории и ставить провинившихся на вид. Кто помельче, мог бы навсегда забыть о дальнейшей карьере, и хотя для особистов сидящих на «прослушке», Евсиков стоял слишком высоко, почти недосягаемо, однако даже с высоты своего положения он вряд ли мог официально защитить её и не упасть, если за неё всерьез возьмутся люди из Департамента Спокойствия. А они спали и видели, как бы зацепить кого-нибудь из военных на измене Родине и сочувствии иноверцам. Поэтому весь профессиональный опыт и осторожность, накопленные Евгением в контрразведке, были посвящены сохранению его, точнее, их с Ривой, тайны.
—Ну, и-и?…— протянул Шуйский, — Так поедемте сегодня в «Ладогу», майор? Возьмем Пашку Вестофьева, Геру с Петром Андреевичем, Васеньку и покутим, а?
—Спасибо, за приглашение, но вынужден отказаться. Дела.
