Мать же, наоборот, предпочитала, открывая дверь, хоть на секунду оставаться при этом незамеченной.

Полагаю, каждый раз она ожидала увидеть меня за тем, что ещё не смогла обо мне узнать. Она же перфекционистка: порядок в доме, на кухне, рабочем месте, в голове дочери.

— Дочка, если буду нужна: я считаю товар.

Моя мать работала в магазинчике на входе в храм. Свечи, подсвечники, кокаин, индульгенции, иконы, православные брошюры и всё такое.

Я ошарашенно смотрю на неё после услышанного.

— Если папа придёт раньше — наложишь ему покушать, хорошо?

Выбор без выбора.

— Да, хорошо.

Когда дверь возвращается в своё НОРМАЛЬНОЕ положение, я падаю головой на подушку и продолжаю без восстановительных прелюдий: с того момента, как Truwer сунул руку мне под подол моего оранжевого платья и стал массировать поверхность моих трусиков. Небольшой поцелуй для хорошей девочки. Вот так, и в шею ещё. Дай-ка свою.

О, он так недоволен, что я пришла. Припёрлась тут, когда не ждали, чокнутая фанатка.

Ну ничего, малыш. Можешь трахнуть меня так, как тебе хочется, я не буду возражать. Да, мой хороший! Ты так устал. Был тяжёлый концерт.

Truwer задирает моё платье и снимает трусики, да, какого хрена, давай сделаем это сейчас же!

Я впечатываю подушечки пальцев в свои половые губы и круговыми движениями завожу себя, как пропеллер самолёта.

Глаза закатываются на сторону черепа. Темнота обнимает мои напряжённые плечи и прижимает их к кровати. Холод в ногах мне не нравится, но я не стану ничего менять.