— Фима.

А я с обоими могу. И с тремя. С такими-то парнями и гэнгбэнг замутить можно. Да я потом внукам о таком рассказывать буду.

— Фима!

— А?!

— Ты о чём задумалась?

— Да так. Откровение пришло. Ну и чего там с этой иконой?

— У них лица прям жёлтые стали недавно. Мама как увидела – так давай креститься. Сейчас фотку покажу, — Люба долистала до нужной фотографии на смартфоне и сунула мне его под нос. — Вот, смотри. Неужто знак какой? И с братом как-то связано. Она… мироточит, видать.

— Да не может она мироточить, Люб. Это пластиковая копия.

Люба грустно вздохнула, забирая у меня телефон.

— Вот и папа так сказал. А мама верит, что это знак. И я верю. Надо Мише причаститься. Эх, от братьев в последнее время одни плохие новости. Кирилл вон отчисляться думает из семинарии.

— Да, с братьями – дело такое… — сегодня выпрошу у Коси огромный азотовый шарик в клубе; и буду вдыхать его под трек «Цепи». — Ну… мне такого не понять, конечно.

— А почему у тебя… Фима…

— Что?

— У тебя ни братьев, ни сестёр нет.

— Ну… да.

— А отчего так, Фима?

Действительно.

Вон – православные все плодятся, как кролики. И это родители Любы ещё притормозили ближе к сорока годам. Четверых настрогали и расслабились. Конечно, сейчас время такое, что даже православные предохраняются и всё такое; но два в православной семье – это, по-моему, минимум.

Я, вдруг, стала прикидывать и пришла к первоначальному выводу, что в нашем храме только моя семья имеет лишь одного ребёнка.