— Зай, помоги мне, ну, поможешь?

— Да в чём дело-то?

— Прикрой меня перед мамой, мы с Серёжей задержались немного, я до девяти не успею. Давай до десяти если что. Или до одиннадцати, давай? А потом скажу, что ты, типа, мне такси вызвала, ок?

— С каким Серёжей?

Ай, фак!

— С Тошей, в смысле. Прости, оговорилась. С Тошей, с Тошей моим.

Люба звучит испуганно, а я — видимо, пугающе.

— Фима, ты очень быстро говоришь. У тебя всё…

— Да, да, нормально всё, милая, просто помоги мне, пожалуйста. Если мама позвонит – скажи, что ты со мной, а я в туалете, но она, — на секунду закрываю свой губастый автомат, чтобы сглотнуть густой слюнной ком. — Она скорее всего не позвонит, потому что на работе допоздна, а если позвонит – скажи ей, что я в туалете, хорошо, зай, хорошо?

Блять, ёбаный порох, что ж меня ебурит так, а?

Серёжа скидывает номер такси, и я жду своего Ебложора или Мехроёжа из солнечной республики, в которой девушки не носят таких коротких юбок, как у меня.

Динь-дон, мазафака! Ё-маё, мама звонит… Ё, ё, ё, мама… (дебильная песня из моего дебильного детства; пытаюсь вытряхнуть её из головы).

Так, надо собраться. Блин, я сейчас просто откушу себе кусок губы и успокоюсь. Но будет больно потом жить без губы. Больнее, чем тот момент, когда Тоша сказал, что никогда не сделает мне приятно языком.

Пидорас, ну ничего, пидорас, я тебе отомщу, я тебе так отомщу, ты бы мне в жизни никогда так отомстить не смог.