Через полминуты после вдоха перед глазами вновь плывёт, а по телу разливается пугающее тепло. Меня мажет.

— Ты несёшь какую-то бабскую хуйню, — говорю я, разгорячённо жестикулируя. — Вот, что я тебе скажу,

— Не базарь так со мной, я не буду делать этого и всё.

Ну всё, разговор явно ушёл не в то русло.

— Чего ЭТОГО? Чего же ты не будешь делать, любимый?

— То, о чём ты попросила.

— Ага, окей, ага! Ты хотя бы можешь назвать это?

— Отлизывать. Я не буду тебе лизать.

Блин.

— Почему?

Я гляжу на него, пытаясь прожечь глазами дыру в его тупой башке. Тепло перерастает в жар. И основной источник этого несвященного огня располагался в том самом месте, о котором мы сейчас говорили.

— Не еби голову, малышка, — Тоша поджигает сигарету.

СУКИН СЫН, БЛЯТЬ!

— Нет, это ты мне голову не еби, понял? — указательным пальцем я рассекаю воздух, стоя перед ним в метре от кровати. — Я сосала твой хуй каждый божий раз, когда ты просил меня об этом. С заглотом, давилась им, сдерживала рвоту во время каждого отсоса, — в тональности моей появилась нервная усмешка. — И я не сопротивлялась, когда ты ебал меня в рот. И ты, кстати, совсем не думал о том, что чувствую я в этот момент. ТЫ ЕБАЛ МЕНЯ В РОТ, а мне не можешь даже сделать приятно? Медленно, осторожно, как умеешь.

— Ну вот что — я никогда этого не делал и не собираюсь!

УБЛЮДОК ОСТАВАЛСЯ НЕПРЕКЛОНЕН.

— Ты кончаешь, а я нет.

Тоша лишь пожимает плечами, окончательно теперь потеряв со мной зрительный контакт. С выпученными шарами он глубоко затягивается сигаретой и глядит перед собой в стену.