Я плохо помнила, как меня забирали из больницы, как привезли домой, какая была погода, день или вечер… Может, из-за бесконечных успокоительных и слабости, не позволявшей мне не только ходить, но даже толком соображать. Запомнилось только личико Хелены, пряди ее кудрявых волос, выбившиеся из-под изящно повязанной на ее хорошенькой головке шелковой косынке, цветом очень напоминавшей то ее праздничное платье, в котором она поехала со мной на день Рождения Ричарда. Хелена еле сдерживала слезы, и, пытаясь ее успокоить, ей то и дело клал ладонь на плечо Брэндан. Его я увидела только теперь, в доме Ричарда. Я ничего не знала о том, насколько он в курсе произошедшего, но говорить не было сил. И я лишь посмотрела на него. Просто посмотрела. Тогда он взял мою ладонь в свою, подержал немного и отпустил, резко отвернувшись. Вероятно, выглядела я просто ужасно… Приходили… Кто-то еще приходил, чтобы навестить меня, но память моя… Могла ли я верить ей? Быть может, все они – Дэвид, Джордж вместе с Клер, кажется, даже Триша – только привиделись мне в каком-то странном сне, где я лежала, скорее, в гробу, чем в своей кровати, а они пришли попрощаться со мной?.. Жюли… Ее я тоже видела оправляющей мою постель, приносящей мне еду и лекарства, сидящей на краешке кровати и смотрящей на меня так тихо, как смотрят ангелы, вздыхая о нас за нашими плечами… Не было только Ричарда. Это я помнила. Не было совсем. Ни на минуту, ни на секунду не мелькнуло его лицо, глаза его, которые моя подлая память то и дело возвращала мне. И тогда я плакала. Только тогда. В темноте. Глухой теперь и беззвучной. Холодной и безжалостной, как стены склепа, в который меня положили и оставили…
Однажды я попробовала встать. Без головокружения не обошлось, но я справилась – мне осточертело проклятое «судно», которое мне подносила Жюли, и я решила добраться до туалета. Так я начала выходить, спускаться вниз, а потом и самостоятельно готовить себе нехитрую еду. Жюли не препятствовала мне, только внимательно следила за мной, помогала кое в чем и все время молчала.
-Сколько можно, Жюли?? – не выдержала я, наконец.
Она подняла брови.
-Где Ричард? – выпалила я без обиняков и, выдохнув, закрыла глаза. А скорее, зажмурилась от ужаса перед ее возможным ответом. Впрочем, я тут же вспомнила, что так я не узнаю ничего и посмотрела на нее.
Она глядела на меня как-то странно. Словно, озадаченно. А потом медленно пожала плечами.
-Мне кажется, что ты знаешь, но тебе не велели говорить об этом мне. Я не виню тебя…
И тогда Жюли выхватила из кармана передника блокнот с ручкой, которые держала там, видимо, на случай, если необходимо станет написать что-то, непередаваемое жестами, и принялась строчить там. Потом с оглушительным хрустом вырвала листок и протянула мне: «Мистер Тайлер на гастролях. Я не знаю, где он сейчас.»
-Спасибо, Жюли, — прошептала я. – И он… не звонит вам? Ни зачем?
Она отрицательно покрутила головой, решительно отвернулась и принялась за мытье посуды, дав мне понять, что разговор окончен и ей нечего мне более сообщить. Никто не хотел или не мог мне ничего объяснить. Хелена звонила мне, находясь на съемках, и то ли не знала она ничего о Ричарде, то ли времени на разговоры попросту не было… Она даже не упоминала о нем, спрашивая меня о моем здоровье и повторяя напоследок всегда лишь одно: «Все будет хорошо, Мишель! Все наладится, поверь мне!» Верила ли я ей? Возможно, знала она что-то такое, о чем могла пока умолчать? Но зачем скрывать то, что порадовало бы меня? Значит не на что надеяться, и она, они все об этом знают. Возможно, потому никто больше и не появлялся. Зачем? Все понимают, что в этом доме я сейчас лишь для того, чтобы оправится после случившегося, и Ричарда это не беспокоит, ибо он занят на гастролях, и это освобождает его от неизбежности видеть меня. Кольцо? Я глядела на свой рубин и больше не слышала голоса Ричарда, который когда-то убеждал меня в том, что значит это кольцо. Ничего оно больше не значило! Я даже плакать перестала, вспоминая о том, сколько раз я собиралась уйти из этого дома, и Ричард неизменно возвращал меня назад. Шуткой ли, светом ли глаз своих… На этот раз мне придется уйти, и ни Жюли, ни Шерлок не смогут меня остановить, разорвись даже сердце мое от тоски по ним…
В тот день я лежала в своей комнате – как же я уже ненавидела ее! – когда раздался стук молоточка во входную дверь. Я прислушалась – шаги Жюли и радостное потявкивание Шерлока. Кто-то свой. Я поднялась и подошла к двери, чувствуя, как бухается в груди мое сердце. А ведь Ричард не стал бы стучать в дверь собственного дома… Я вышла на галерею и осторожно посмотрела вниз. Жюли распахнула дверь, и Шерлок весело запрыгал вокруг длинных ног Брэндана.
-Брэндан… — прошептала я. – Брэндан!
На этот раз я крикнула, и он поднял голову. В руках он держал большой пакет, и я машинально решила, что это какие-то гостинцы для меня, больной и немощной… Я спустилась к нему и первым моим порывом было подбежать и обнять его, почувствовать объятия человека, близкого к Ричарду, но я лишь медленно подошла к нему и застыла в нескольких шагах от него, как будто, что-то мешало мне приблизиться. Вина моя мешала. Вина, которую он, возможно, принялся бы отрицать – ведь пришел же он, чтобы навестить меня! Гостинцы принес… Но глядя в его лицо, растерянное какое-то, я поняла, что объятий тех, что могли бы принести облегчение, хотя бы минутное, мне не ощутить.
-Мишель? – промолвил он, словно, не находя, что сказать. – Мишель… Я думал, ты спишь… Хотел вот передать для тебя…
-Что это?.. То есть… Прости! Здравствуй, Брэндан! Я очень рада тебя видеть!
-Ох, да! Ты тоже извини, Мишель! Я непростительный невежа… Здравствуй! Как ты?
-Ничего… Может, выпьешь что-нибудь? Чаю?
-Я не знаю… Я вообще-то не собирался задерживаться. Только вот передать это… Но, если ты не против, я выпью с тобой чаю.
-Да, конечно! Пойдем на кухню?
Я ощутила что-то вроде надежды с его согласием остаться. Раз он не убегает от меня, сломя голову, значит, не против поговорить со мной, и я, возможно, смогу узнать хоть что-нибудь о Ричарде…
Кухню заливали косые лучи осеннего заката. Такие теплые, что каменные стены, украшенные цветастыми тарелочками на деревянном стеллаже, казались невероятно уютными. Окна выходили в садик, залитый солнцем, и ветви желтеющих деревьев шевелились на легком ветерке прямо за стеклами…
Брэндан водрузил свой пакет на табурет и уселся на соседний, пока я ставила на плиту чайник, доставала чай в большой керамической коробке с такой же крышкой, заварник и чашки.
-Я не очень озадачиваю тебя своим приходом и необходимостью возиться с чаем?
-О, нет, Брэндан! Я как раз собиралась выпить чаю. Теперь не придется пить его в одиночестве.
-Если бы я знал, я принес бы чего-нибудь вкусненького…
-Но разве в пакете не гостинцы? – усмехнулась я, обернувшись к Брэндану.
-Гостинцы? Нет. Совсем нет… Ричард… Он попросил меня передать тебе это.
Едва дыша, я опустилась на табурет, достала сигарету, и Брэндан поспешно чиркнул зажигалкой.
-Ричард? – кажется, у меня пропал голос. – Но что… Что в пакете?
-Я понятия не имею, Мишель. Но думаю, ты сама разберешься.
-Я знаю, Брэндан, что он на гастролях. Я понимаю, как это важно для него… Но… Он совсем не хочет меня видеть?
Брэндан уронил руку на стол с таким звуком, точно, ударил по нему от досады на то, что ему приходится что-то объяснять мне.
-Мишель! Ох, Мишель, не мне судить об этом! Не хочет или не может… Когда он уезжал, я понял лишь одно – для пения ему остался только голос. Понимаешь? Ты понимаешь, Мишель? Только голос!
Я чувствовала, как слезы хлынули из моих глаз, устыдилась и бросилась к закипевшему чайнику, как к спасению от необходимости глядеть в лицо Брэндана. Столько горечи было в его словах, в лице его! Он не кричал мне о моей вине, но то, что он сказал, вопило об этом. Я разбила сердце Ричарду, а петь без него – для них, музыкантов «Королевского Креста», это было невозможно. Все равно, что солнце превратить в лампу.
-Ты… и вправду хочешь пить сейчас со мной этот чай, Брэндан? Хочешь общаться со мной после всего?
Я стояла спиной к нему, утирала слезы и едва сдерживалась от боли, скрючившей мне всю грудь.
-Не говори так, Мишель! – рявкнул вдруг Брэндан. – Не смей так говорить!!.. Иди сюда и сядь рядом!
Я повиновалась и села на табурет, с которого Брэндан снял на пол злосчастный пакет. Он положил мне ладонь на колено, помолчал несколько секунд.
-Я не очень понимаю, что там между вами троими произошло, Мишель, да и не мое это дело. Но за то меня непосредственно касается то, что с вами, с тобой и Ричардом происходит теперь. Я видел, как плохо ему, вижу, как плохо тебе. Не представляю, как я мог бы помочь, но, Мишель, дорогая моя, глупенькая моя девочка!.. Бога ради, не плачь, иначе я сам разревусь, глядя на тебя! Не плачь и выслушай меня… Прежде всего, я хочу, чтобы ты помнила о том, кто ты есть для меня. Именно для меня, Мишель, ибо за Ричарда будет решать сам Ричард. Для меня ты – близкий человек, мой друг, которым я дорожу. Я уже говорил тебе об этом. А друг… Он является им не только тогда, когда с ним весело и интересно, но и тогда, когда он попал в беду. Тогда, я думаю, он становится другом вдвойне. И ты для него тоже. А то, что ты не могла сделать больно Ричарду намеренно, я уверен. Я знаю, Мишель, слишком хорошо вижу, как ты любишь его, как плохо тебе без него, как страшно и невыносимо! Все в твоих глазах, ты не можешь этого скрыть… Не жди от меня обещаний о том, что Ричард не сегодня-завтра вернется к тебе и все будет замечательно. Ричард – сложный человек, непредсказуемый… Но и отчаяться я тебе не дам, а уйти, сбежать из его дома – тем более. Не хватало еще искать тебя потом по всему королевству!.. Мишель, я – твой друг и останусь им. Мы все – я, Джордж и Клер, их близнецы, Хелена, Дэвид и Триша – твои друзья. Да, все это время ты не видела нас, но не потому, что мы этого не хотели. Конечно, занятость – не повод, чтобы не навестить друга, ты прости. Но я знаю, что Хелена звонила тебе. Она на съемках где-то у черта на рогах и может пока только это. Знаешь, она звонила и мне. Очень расстроенная тем, что не может сама приехать к тебе, что никакими словами не в состоянии по телефону хоть как-то утешить тебя. Джордж обязательно скоро появится, он обещал. Не знаю, что там у Дэвида и Триши, но я знаю – Дэвид был у тебя и уверен, что будет еще… Ох, Мишель! Вижу я по твоим глазам, что все это, конечно, приятно тебе слышать, но не способно утешить по-настоящему. Только Ричард. Только он сам… Давай сейчас попьем чаю, я поеду уже по своим делам, а ты посмотришь, что в пакете, но только без ожидания, что там какое-то жуткое свидетельство окончательного разрыва Ричарда с тобой. Обещаешь?
-Вряд ли там дорогущая шубка мне в подарок! – усмехнулась я, утирая слезы.
-Уж и не знаю, отругать тебя за эти слова или наоборот, порадоваться, что ты все же, способна сейчас шутить. Пусть даже так невесело.
Я налила чай по чашкам и порадовалась, что могу предложить Брэндану пирожки с капустой, которые, оказывается, с утра испекла Жюли.
Вскоре Брэндан ушел, обняв меня на прощание. Именно так обняв, как с надеждой ждало мое сердце. Я снова заплакала, но Брэндан не ворчал на меня за это, понимая, что это слезы, пусть минутного, но облегчения. А когда он вышел за дверь, я взяла в руки принесенный им пакет и медленно поднялась в свою комнату. Только не дошла я до нее. Развернулась и подошла к комнате Ричарда. Тронула ручку, и она… поддалась. Комната оказалась не заперта. Неведомо мне было, Ричард ли дал указание Жюли не запирать ее для меня, или сама Жюли оставила мне возможность зайти туда, но я зашла и поняла, что… мне не горько, почти не горько находиться здесь. Точно, что-то осталось здесь для меня. Я прошла в спальню, села на кровать, положила на нее пакет и открыла его.
Сверху лежал незапечатанный конверт. Я достала его и вынула листок бумаги: «Мишель. Это было оставлено для тебя в гостиничном номере Ли Максвелла. Об этом он сам написал в письме, ожидавшем тебя на медицинском посту в клинике. Прости, я прочел его. Прости и за то, что промолчал о своей находке. Твое состояние и все, что произошло, заставило на время забыть об этом. Надеюсь, эта отсрочка ничего не испортит… И еще я думаю, что на этот раз я согласен с Ли Максвеллом. Ричард» И ни слова о наших отношениях. Ничего. А еще жалкая моя мысль – но ведь и ничего, типа: «Надеюсь, к моему возвращению тебя уже не будет в моем доме!». Хотя, он прекрасно понимает, что я и без намеков чувствую, что для меня места в его доме больше нет. Разве что, кроме моего юридического права по условиям договора аренды… Брэндан, правда, дал мне повод думать, что я все еще могу здесь находиться, что надо дождаться Ричарда и дать ему возможность высказаться… Лучше не думать. Иначе мысли начинают вертеться по кругу, сворачивая на бок все мозги, скручивая душу в жгут… Я отложила в сторону письмо Ричарда, заглянула в пакет и увидела в нем еще один, а вместе с ним сложенный вчетверо листок бумаги. Довольно помятый, с синей эмблемой клиники, в которой я лежала, в углу. Руки мои предательски задрожали, когда я доставала его и разворачивала.
«Софи. Прости, что называю тебя именно так, но для меня существует только Софи Фрай. Моя Софи. И никакой Мишель Уотсон. Наверное, в этом моя беда и моя вина. Я увидел тебя и не захотел думать о том, что теперь на свете живет Мишель Уотсон, которая любит мистера Тайлера, а передо мной чувствует лишь вину. А маленькая Софи, красивая, честолюбивая, не знавшая усталости, страха и жалости ни к себе, ни к другим, невероятно талантливая фигуристка, умерла. Просто исчезла, словно, и не было никогда. Но в том-то и дело, что для меня она жива по-прежнему, ее я вижу, когда смотрю на тебя, Мишель Уотсон. И это ее я любил и ласкал в номере своей гостиницы… Прости, Софи, что так все вышло, прости, что причинил тебе боль. Но даже не об этом мое письмо. Да, душа моя, руки мои не верят и не поверят никогда, что Софи больше нет. Но дело ведь не только во мне, Софи! Вспомни, как ты танцевала, вспомни, как восторженно, со слезами на глазах зрители чествовали тебя и твой талант, как счастлива ты была, выходя на лед. Со мной или еще до меня – не важно! Не важно, Софи! Ты – это ты. Такими, как ты не становятся. Ими рождаются и умирают. Как говорят, талант не пропьешь. Его не теряют от горя, его не уничтожит время. Мне никогда не вернуть мою Софи, я это понял, и я исчезну из твоей жизни. Но я хочу, чтобы ты приняла от меня подарок. Не бойся его принять, не отталкивай его. Ибо это не только дань моей любви к Софи Фрай, это напоминание о том, кто ты есть на самом деле, о том, что когда-то появилось на свет и уже никуда не денется, что бы ты об этом ни думала. Прощай, Софи. Мне очень жаль.»
-Жаль… — прошептала я. – Мне тоже очень жаль, Ли…
Я вынула второй пакет, на котором маркером значилось лишь: «СОФИ».
… Только, думаю, ты совсем не жалеешь о том, что Ричард нашел тебя, что привез меня к тебе. Не случись этого, ты, возможно, остался бы жив. Но я помню Ли Максвелла, я хорошо его знаю – он никогда не выбрал бы существование в той горной деревушке с хорошей, отважной и доброй женщиной, спасшей ему жизнь, отказавшись от страсти в объятиях Софи Фрай. Пусть даже сроку ей было лишь полчаса… Не жалел он и о том, что когда-то вообще встретил ее. Он был счастлив. И я была счастлива… Да, Ли. Да! Ты прав, я была счастлива. С того момента, как много лет назад впервые надела на ноги…
-Коньки!.. Боже, мои коньки…
Они вывалились из пакета, я взяла их в руки, чувствуя кожей шероховатости, там, где белая краска на ботинках оказалась стерта или оцарапана лезвиями. Мои коньки… Как они оказались у Ли? Правда, я совершенно не помню, что сталось с ними после того падения, я даже не думала об этом ни секунды… Но то, что это были они, не сомневалась! Да и какой фигурист не узнает своих коньков?!.. Когда-то они были сделаны на заказ, и я танцевала только в них. В них одних. Я не могла бы не узнать их… Конечно, теперь они никуда не годились, ведь десять лет их никто не носил, они, наверняка ссохлись… Боже, неужели я всерьез могу допустить мысль о том, чтобы снова выйти на лед?! Неужто мне захотелось надеть их, надеть коньки??.. Ричард написал, что согласен с Ли. Но ему ли сейчас думать обо мне?! Думать о том, что мне нужно, о том, кто я есть на самом деле. Это может только… только человек, которому я не безразлична!.. О чем я?? Я и не могу быть ему безразлична! Он чувствует боль, он чувствует меня и не контролирует, возможно, своих мыслей обо мне. Но вот хотеть быть рядом так, как он хотел этого раньше…
Я отбросила коньки на пол и, закрыв лицо руками, расплакалась. Какие коньки?? Какой, к черту, лед?? Я кончилась… Без Ричарда я кончилась…
Еще почитать:
Любовный плен — Глава 2. Незнакомая Красотка.
Жизнь с чистого листа 2 — Глава 3
Гармония. Никогда — 20 глава. Прощай…
Забытая любовь со временем или любовь проверенная временем.
«
»
