-Добрый день! – отозвалась Хелена и пристально прищурила взгляд. -Постойте! Откуда мне знакомо ваше лицо?
Она обернулась ко мне:
-Вы знакомы?
-Да, Хелена. И тебе не зря показалось, что ты видела это лицо. Перед тобой Ли Максвелл.
Меня колотило от волнения.
-Ли Максвелл?? Это… Это ведь твой партнер в фигурном катании? Но ведь…
-Прошу прощения! – улыбнулся Ли. – Вы позволите мне присесть? Мне трудновато долго стоять, знаете ли…
-О, да, конечно! Только…
-Что «только»? Только странно видеть меня живым, когда для всех я сгорел в собственной машине? – Ли сел за столик.
-Именно! – Хелена пришла в себя после удивления. – Но еще более странно то, что вы делаете здесь, в этом кафе.
-Разве кафе – неподходящее место для того, чтобы зайти и выпить кофе, например?! – рассмеялся Ли.
-Не стоит смеяться над моими словами! – Хелена явно была не из тех людей, которых легко сбить с толку. – Вы прекрасно понимаете, что я удивлена тем, каким образом вы оказались в одном кафе с Мишель. И о случайности можете даже не заикаться – я в них не верю!
-Простите мне мой смех! – Ли посерьезнел, и солнце отражалось в его глубоких синих глазах, оттененных густыми темными ресницами. – Возможно, это просто результат волнения… Вы правы, я не случайно оказался здесь. Более того, я выслеживал вас. Выслеживал Мишель.
-Я не стану спрашивать – зачем.
Хелена обернулась ко мне.
-Это он звонил тебе?
-Да, — еле слышно отозвалась я. – Это Ричард нашел его, и мы ездили к нему, что бы я могла… что бы…
-Бог мой, и зачем только Ричарду понадобилось это?! – невольно вскричала Хелена. – Как только в голову могло прийти??
Ее глаза потемнели.
-Что вы хотите теперь от нее, мистер Максвелл? Что вам надо? Вы же знали, что она не одна теперь, что практически замужем!.. Нет, это просто невероятно! Говорят же – не будите спящую собаку, а прошлое – это самая злая, самая страшная собака из всех – закусает до смерти, и ничего тогда не исправить.
-Что мне надо?.. Позвольте, как вас зовут, леди? Мне тоже очень знакомо ваше лицо. Вы, кажется, актриса? Не ошибаюсь?
-Хелена. Хелена Картрайт. И я, в самом деле, актриса. Но сейчас это не имеет никакого значения.
-Хорошо. Да… Так вот, мисс Картрайт, в мои намерения не входило будить собак и рушить нерушимые цитадели, — Ли еле заметно усмехнулся. – Я лишь хотел повидаться с Мишель и извиниться перед ней за ложь. Ту ложь, которая убедила всех и ее в том, что меня нет на свете. А так же за ложь, которой я убеждал ее в том, что я – вовсе не я в тот день, когда она приезжала ко мне. То было малодушие с моей стороны. Впрочем, я уверен, что мой обман не состоялся – Мишель прекрасно видела, кто перед ней. И все же…
-Можете считать, что вы извинились, мистер Максвелл, — голос Хелены звенел сталью.
-Намекаете на то, что я могу выкатываться вон, мисс Картрайт?
-Именно!
-Вы так боитесь крушения цитадели отношений Мишель и Ричарда Тайлера? Неужели она настолько хрупка, что только мое появление, появление жалкого калеки из далекого и почти забытого прошлого Мишель может ее разрушить?!
-Буду с вами откровенна, мистер Максвелл, — голос Хелены стих, что только добавило ему глубины и совсем не театральной трагичности, — ибо когда речь заходит о серьезных вещах, ломать комедию по меньшей мере глупо – в жизни случаются и куда более невероятные вещи. А любовь – это очень пугливый зверек, хотя, тысячами романов о ней доказывалось обратное. Я сама не раз убеждалась и на собственном примере, мистер Максвелл, и на примере моих знакомых, что порой даже, кажется, сущая мелочь может все разрушить…
-Но в таком случае, возможно, стоит задуматься о том, насколько серьезны были так легко разрушенные отношения, а, мисс Картрайт? – перебил ее Ли.
-О, да, обычно все так и думают, этим и утешают – мол, не о чем тогда и сокрушаться! Только… только те, кого этим вовсе и не утешишь, пьют горечь полной чашей, уж поверьте мне, и только они знают, ЧТО они потеряли, и стоит ли оно их слез и невыносимой боли разорванных сердец!
Ли опустил взгляд, а когда поднял его, глаза его встретились с моими, взгляд его врезался в мой так, что мне стало нечем дышать.
-Мне ли… — он вновь обратился к Хелене, — …мне ли спорить с вами об этом! Но тогда я задам вам встречный вопрос – имеют ли право ваши безутешные страдальцы на еще один шанс? Имеют ли они право на надежду, даже если обстоятельства давно изменились, даже если их потеря умножилась вдвое тем, что предметы их болезненных грез принадлежат другим людям? Или ваше такое горячее сочувствие весьма избирательно и касается только дорогих вам людей, а?
-Да, вы правы! – взгляд Хелены загорелся нешуточно. – Мое сочувствие в данном случае касается дорогих мне людей, и оно не ограничится пустыми словами!
-Да вы никак угрожаете мне?! – как-то не очень весело рассмеялся Ли.
-Думайте, что хотите, мистер Максвелл, но отношения Мишель и Ричарда… Я не могу позволить разрушить их. Тем более, что причин для беспокойства достаточно. Вы преследовали Мишель, вы, я вижу и чувствую, не ограничитесь этим и вполне можете предпринять что-то такое, что окажется потом непоправимым… Я отдам справедливость вашим чувствам и постараюсь понять то, что вы жестоко изранены вашим прошлым, вы тоже, как и все мы, надеетесь на счастье в этой жизни, но не за счет же других!!
-Раскланиваясь и уступая без конца дорогу другим, рискуешь остаться на одном месте, не солоно хлебавши! – возразил Ли. – Мы тут с вами воду в ступе толчем и ведем весьма дурацкий спор, когда как Мишель сидит рядом и вольна сама решать, как ей поступать. Так, Мишель? Разве я не прав? Тем более, что я не прошу ни о чем запредельном – я лишь хотел бы поговорить с тобой наедине и, может быть, разговором этим как-то прояснить все для себя, успокоиться. И поверьте, мисс Картрайт, я не злодей, и если я пойму, что и в самом деле, лезу, куда не следует, что нет мне места рядом с Мишель, и его прочно и незыблемо занимает мистер Тайлер, я не стану упрямиться хотя бы потому, что Мишель и в самом деле значит для меня очень много, и ее счастье важно для меня… Мишель? Что ты скажешь?
Снова его взгляд. Тот пронзительный синий свет, что десять лет назад заставлял колотиться мое сердце, забирая его, захватывая так, что невозможно не глядеть в него. Все равно, что не дышать… Долей секунды, мгновенной вспышкой мелькнуло – если бы только Ричард вошел, ворвался сейчас сюда! – и пропало.
-Я поговорю с тобой, Ли, — тихо сказала я, едва справляясь со своим голосом. – Возможно, мне это тоже надо.
-Мне выйти прогуляться, Мишель? – осторожно спросила Хелена, пристально, почти с отчаянием глядя мне в лицо.
-Боюсь, что пятиминутного разговора здесь, в кафе, в окружении посетителей и вашем, пусть и невидимом присутствии, мне, нам будет мало, мисс Картрайт. Все, что случилось между нами с Мишель тогда, все, что все эти годы не дает покоя нашим сердцам, не уместишь в рамки короткой болтовни, которая, получается в таких условиях ни о чем. Простите, постарайтесь понять меня, мисс Картрайт! Я не причиню Мишель вреда.
-Если бы вы знали, мистер Максвелл, каким вредом для Мишель кажется мне одно только ваше появление! Но… Мишель…
Хелена поглядела мне в глаза, и ее взгляд был невыносим – столько страха, беспокойства, предчувствия беды в нем было.
-Мишель, ты согласна? Ты считаешь, что сможешь и должна поговорить с мистером Максвеллом в другой обстановке без моей поддержки? Скажи!
-Да… да, Хелена. Пусть будет так.
Я почти не слышала свой голос. Я смотрела в лицо Ли и видела в нем только ожидание моего ответа, смешанное с почти отчаянной надеждой.
-Господи, да ты сейчас похожа на кролика перед удавом, Мишель! – вскричала Хелена и схватила меня за руку. – Я не могу отпустить тебя!
Я положила ладонь поверх ее руки.
-Я понимаю твое беспокойство, Хелена, правда! Но… пока не состоится этот разговор, мне тоже не будет покоя. Много лет я подозревала, что Ли жив, все эти годы я почти не переставая думала о том, что же тогда произошло на самом деле, и что могло толкнуть Ли… Мне необходим этот разговор с ним, и ничего со мной не случится. Уж если мне удалось притянуть к себе свою мечту о Ричарде, то бояться остаться наедине с Ли и того, что он мне может сказать, точно нечего!
Я попыталась улыбнуться, но видела, что эта попытка не удалась – беспокойство так и не исчезло из взгляда Хелены.
-Боже, Хелена, ну неужели я выгляжу настолько беспомощной?!
-Но ты же… Мишель, тебе же нельзя волноваться, нельзя подвергать себя никаким потрясениям!
-С тобой что-то не так, Мишель? – вмешался Ли.
-Ничего особенного, — обернулась я к нему. – Просто небольшое нервное истощение недавно свалило меня в постель. Вот и все. Сейчас уже все прошло.
-Тогда нам пора, Мишель. Я не хотел бы задерживать тебя допоздна.
Последняя фраза явно была рассчитана на Хелену, но гримаса на ее лице обозначила полное неверие каким бы то ни было попыткам Ли внушить ей доверие.
-Мишель! Мишель, я прошу тебя еще раз – опомнись, и поехали домой! – воскликнула она.
Я поднялась и подошла к ней, обняла и прошептала:
-Все будет хорошо, я обещаю! Только прошу тебя, отвези домой все мои покупки и…
-Что? Что, Мишель?? – Хелена вскочила и схватила меня за плечи. – Ты хочешь, чтобы я позвонила Ричарду, да? Или… что бы он остался в неведении? Кого из вас спасти сейчас? Но только сейчас, Мишель! Ибо если что-то пойдет не так, спасения не будет никому!!
-Мне кажется, вы слишком все драматизируете, мисс Картрайт! – Ли мягко взял меня под локоть. – О каком спасении или не спасении идет речь?! Я просил о разговоре наедине, и Мишель согласилась, ибо речь идет о ее прошлом, в котором для нее осталось много неясного, и это мешает ей жить. Только и всего! Поезжайте домой спокойно и ждите звонка от Мишель. Уверяю вас, он очень скоро состоится!
-Но если хотите, я подвезу вас! – Хелена двинулась было за нами.
-Не стоит, мисс Картрайт – я на машине. Благодарю вас!
Обернувшись, я увидела ее лицо, увидела, как застыла она, словно что-то мешало ей шагнуть вперед.
-Прости, Хелена! – прошептала я, даже не особо надеясь на то, что она меня услышит. – Прости…
Я плохо помнила, как Ли вывел меня на улицу, как усадил в машину. Голова кружилась, все плыло перед глазами, и я твердила себе, что это от волнения, что мне просто надо успокоиться, отдышаться.
-Мишель! Дорогая, что с тобой? Тебе нехорошо? Может, воды? – Ли с беспокойством глядел на меня.
-Да, воды было бы неплохо, — проговорила я.
Он достал из бардачка бутылку минералки и подал мне.
-Извини, она, кажется, слишком теплая…
Но я с жадностью выпила несколько глотков и почувствовала, что мне полегчало.
-Все в порядке, Ли. Нам стоит поторопиться, что бы я смогла вернуться домой пораньше и не заставить волноваться моих домашних.
-Но, насколько я знаю, Ричард Тайлер сейчас занят концертами…
Ли стронул машину с места, и мы выехали на дорогу.
-Да, его нет дома. Но там… впрочем, тебе это не интересно.
-Хорошо…
-Куда мы едем?
-Ко мне в гостиницу. Это не далеко, не волнуйся! А обратно тебя и я смогу отвезти, и любое такси, если тебе так будет удобнее.
Несмотря на свои травмы, Ли прекрасно вел машину. Казалось, и травм никаких не было. Он сидел от меня справа, и его шрам на лице с моей стороны оказывался невидим. Словно, и не было ничего, и этих десяти лет тоже. Даже седина на его висках не меняла его внешности – рядом со мной сидел все тот же Ли Максвелл и время повернуло вспять…
Небольшой, мрачноватый холл маленькой, дешевой гостиницы, полусонный портье, отдавший Ли ключи от номера, узкая лестница до второго этажа, покрытая темным ковром. Вот и дверь номера, выкрашенная в белый цвет с тусклой медной табличкой – двадцать пятый. Ли быстро отпер замок, пропустил меня вперед и запер за нами дверь.
-Проходи, Мишель. Проходи… Номер, конечно, не люкс, но достаточно удобный. Присаживайся на диван. Может, заказать тебе чай или еще чего-нибудь?
-Нет, спасибо, Ли.
-Если ты захочешь, здесь в холодильнике есть минералка и даже немного бренди. Правда, я не уверен, что он достаточно хорош, но все-таки. И я, пожалуй, выпью, если ты не возражаешь. Или, может, составишь мне компанию? Сдается мне, тебе это не повредило бы – настолько ты напряжена… Боже, ты, словно, в логове зверя! Мишель!
И он погладил меня по руке. Я вздрогнула и вздохнула, закрыв глаза.
-Я налью тебе бренди, и ты выпьешь, Мишель, иначе разговору так и не состояться. Хотел бы я знать, чего ты так боишься!
-Я… не боюсь, Ли. Я просто никак не могу привыкнуть к мысли, что ты здесь, рядом со мной – слишком долго я считала тебя погибшим или… потерянным для меня навсегда. Слишком долго я считала невозможным свое желание поговорить с тобой и понять все, что тогда случилось.
-Но вот она, эта возможность! – Ли налил в маленькие стаканчики бренди и сунул один мне в руку. – Выпей, Мишель, тебе станет легче, и ты почувствуешь, что ничего страшного не происходит, что рядом с тобой человек, который… который не желает тебе зла, что бы ни случилось десять лет назад.
-Значит, тогда ты считал меня виноватой перед тобой? Выходит, я была права, думая…
-Думая что?.. Пей, Мишель!
Я залпом осушила стаканчик, и почувствовала, как дешевый бренди перехватил мне горло. Но скоро это прошло, и тепло почти обожгло мне грудь, одновременно, словно, туманом начиная заволакивать мне глаза.
-Я… я много раз думала о том, что ты, Ли, специально тогда, на льду сделал так, что бы я разбилась, — выпалила я. – И я понимаю, почему.
-Понимаешь? Правда? – Ли выпил свой бренди, поморщился. – Что же ты понимаешь?
-Ты любил меня, Ли, а я не ценила этого, заставляя тебя ревновать, чувствовать себя униженным. Я была безмозглой и до ужаса амбициозной сопливой девчонкой, которой Богом дан был талант, но которая и понимать не желала, какая ответственность на ее плечах. Я видела твою любовь, чувствовала, сколько сил ты вкладываешь в меня на льду и сколько нежности даришь в постели, но точно, и не хотела этого оценить… Я хватала обеими руками все, что попадалось на пути – блицы репортеров, восторги прессы, толпы поклонников, не думая о том, что за моими плечами ты, твои чувства, которые я своей жадностью, своим честолюбием просто уничтожаю. Я была непростительно глупа и жестока, Ли…
-И ты решила, что я не выдержал и решил избавить от тебя свою жизнь и сердце свое от любви к тебе, просто размозжив твою голову о лед? – Ли смотрел мне прямо в лицо, и его глаза расплывались передо мной.
-Никто не стал тогда разбираться, — я откинулась на спинку дивана и прикрыла глаза, пытаясь избавиться от головокружения, — хотя людям, понимающим хоть что-то в технике фигурного катания, стало бы ясно, что мое падение, а вернее, тот страшный удар о бортик – не случайность. А разбираться не стали просто потому, что на следующий же день все услышали о твоей собственной гибели. Все, кроме меня. Я узнала об этом через много дней, когда пришла в себя. Только… только мир для меня тогда сразу же погрузился во мрак. Много ночей и дней я оплакивала тебя, прежде чем начала задумываться о чем-то…
-Если бы ты только знала, сколько раз я думал о том, что лучше бы я и в самом деле погиб – так невыносимо было желание снова обнять тебя, Мишель! Да, я узнал, что ты жива, что поправляешься, но сам я представлял из себя жалкие останки от того Ли, которого ты знала. Разве что, сердце мое еще билось, каждым ударом напоминая о тебе, о твоих объятиях и поцелуях…
Я почувствовала, как он поднялся с дивана.
-Знаешь, я хочу показать тебе кое-что. Что-то, о чем ты, скорее всего, позабыла, как о крохотном эпизоде в нашей ледовой карьере. Открой глаза, Мишель, посмотри!
Я сделала усилие и открыла глаза. Впрочем, скоро мне стало легче, и одурь от бренди стала отступать. А Ли тем временем включил телевизор, вставил в него диск, и я даже сначала не поняла, что происходит на экране – все было в каком-то полумраке, но скоро я различила небольшую ледовую арену, а вместо зрительских рядов – столики с горевшими на них лампами, людей в вечерних нарядах. Камера снимавшего дергалась и раскачивалась – видимо, снимал кто-то из гостей этой вечеринки.
-Что это, Ли? – спросила я, стараясь не думать о его последних словах.
-Это вечеринка, на которой нас с тобой попросили исполнить какой-нибудь танец. Мы были популярны, и нас часто приглашали на подобные мероприятия, но я отказывался обычно. Не хотелось чувствовать себя балаганным клоуном. Но в этот раз о нашем участии попросил меня один мой хороший знакомый, да и денег предложили за это куда больше, чем обычно. Вот, скрипя сердце, я и согласился, убедив тебя в том, что это выступление сильно поможет нашей карьере – на вечеринке присутствовало очень много влиятельных людей. Ты согласилась, и мы отрепетировали новый танец буквально, за пару недель. Правда, исполнен он был лишь один раз.
-Почему?
-А ты совсем его не помнишь?
-Н-нет. Кажется, нет.
-Ничего. Думаю, стоит тебе только музыку услышать, и память к тебе вернется… Тс-с! Слушай! Звук записан плохо. И смотри!
Ли уселся рядом со мной, а я уставилась в экран телевизора – забытый танец сильно меня заинтриговал.
С первыми тактами музыки, которую я немедленно узнала – то было знаменитое «Болеро» Равеля, — прожектор осветил лед, точно попав в фигурку, облаченную в темно-зеленое платье из тонкого шифона, отделанное золотом в стиле египетских принцесс времен древних фараонов. То была я, и на моих волосах красовался золотой венец в виде кобры, распустившей свой «капюшон». В моей руке дымилась сигарета в длинном мундштуке, и мои движения напоминали легкую прогулку вдоль барной стойки в каком-нибудь ресторане двадцатых — тридцатых годов двадцатого века. Но вот чуть-чуть изменилась музыка и другой прожектор осветил Ли в черных брюках и такой же темно-зеленой рубахе, едва застегнутой чуть ниже груди. Он тоже, словно бы, прогуливался, внезапно заметив меня и поймав мой короткий взгляд. Как будто, непроизвольное скольжение навстречу друг другу, взгляд глаза в глаза… А музыка, странная, чарующая, возбуждающая от такта к такту, становится все громче, мощнее, и мы с Ли уже танцуем вместе, хотя пока это лишь касание рук, блеск в глазах… Мальчики с факелами. Они постепенно появляются, один за другим выкатываясь на лед и скользя вдоль края арены в такт музыке. Это добавляет некоей волнующей торжественности внезапно зарождающемуся в танце чувству. О, Ли знал, что творил! И я, никогда не видевшая этого танца со стороны, глядела на экран, оцепенев – все внутри меня готово было взорваться от нахлынувших воспоминаний. Его руки, так рвавшиеся ко мне, его глаза, горевшие нешуточным пламенем, вся его неистовая страсть в каждом его движении, и я, летевшая в этой несравненной музыке, в огнях факелов, в дрожавшем дыхании зрителей, не видевших ничего подобного… Круг факелов сужался, мы танцевали, почти не разжимая объятий, теряя самообладание, слыша только музыку, сейчас уже шквалом разносившую зал и сердца всех, слышавших ее. И на последних тактах, взлетев в руках Ли над его плечами, над ареной и светом факелов, я упала в его объятия, в руки его, не выдержавшие напора чувств и сорвавшие с меня тонкий шифон платья, прижавшие мою наготу к его горячей груди…
Камера качнулась, и изображение исчезло, уступив место темноте и тишине. Запись окончилась. В гостиной номера тоже повисла тишина.
-Выпьешь со мной, Софи? – тихий голос Ли.
И я не смогла удержать молчанием свои слова:
-Что бы не дрожал так твой голос, Ли? Что бы я не услышала этой дрожи?
Он молчал, он глядел на меня, и я не могла не смотреть в его глаза, пылавшие все тем же огнем. Они захватывали меня, они держали, и сердце мое рвалось из моей груди со странной… сладкой болью. В пропасть неслось оно.
-Может быть, рюмка бренди поможет тебе, Софи? – раздался его голос.
-В чем? – я поднялась с дивана.
Ли поднялся вслед за мной.
-Я не хочу тебе зла, Софи… И рюмка бренди помогла бы тебе успокоиться, поговорить со мной на прощание так, чтобы нам обоим жилось спокойнее и все точки над «и» оказались бы расставлены… Я увидел твои глаза, девочка, увидел в них далекое отражение той Софи, что только лишь танцем умела отдаться мне так, что душа вон. Мне этого достаточно, чтобы не думать потом в одиночестве, что вся моя прежняя жизнь, вся моя любовь к тебе – не плод моего воображения…
-Достаточно?! – я усмехнулась, едва дыша, ибо сердце мое своими ударами, казалось, размозжило мои легкие. – Ли Максвеллу этого достаточно??.. Поди ты к черту со своим бренди, Ли! Не желаю я успокаиваться и сладенько улыбаться на прощание, пряча за дружескими фразами то, чему не должно быть места теперь, то что после моего падения должно быть мертво и похоронено… Черт бы тебя побрал, Ли Максвелл со всей твоей ложью!! И той, за которую ты пытался извиниться в кафе, и той, с которой ты заявлял, что не желаешь мне зла, а сам готовил мне этот видео-сюрприз. Ты проверить решил, напомнив об этом танце, чувствую ли я еще что-то к тебе? Да? Ведь танец этот и мертвого из могилы поднимет – страсть так и хлещет! Испытать решил, швырнет ли меня к тебе с той же силой, что и десять лет назад?? Ли!! И ты еще бренди мне предлагаешь – успокойся, мол, девочка, Ли Максвелл – твой старый друг, полумертвый калека, для которого вся радость в жизни – посмотреть в твои глаза и увидеть в них хотя бы тусклую тень того чувства, о котором он так тоскует… Ли!!
Он схватил меня за запястья и рванул к себе.
-Только посмей пискнуть, что тебе больно, Софи! – прорычал он. – Так тебя не устраивает больной, уставший от жизни, гоняющийся в тоске за призраками прошлого Ли? Ты была бы разочарована обменом лицемерных улыбок на прощание? И ты не боишься тех демонов, Пандора, которых ты сейчас способна выпустить??
Задыхаясь, я закрыла глаза и прошептала:
-…на самом дне моего ящика остается Надежда, если ты помнишь…
-На что, Софи?? – кричал Ли, тряся меня так, что казалось, руки мои сейчас переломятся, а сердце лопнет от ужаса и… сумасшедшего чувства, шквалом, наверное, лившегося из моих глаз.
-Я не знаю! – крикнула я. – НЕ ЗНАЮ!!!.. Может быть, на то, что сердце мое не выдержит и не окажется обречено на самый страшный выбор, который только можно представить… Будь ты проклят, Ли! БУДЬ ТЫ ПРОКЛЯТ!!!
-Проклинай меня, Софи, проклинай, девочка, делай, что только захочешь! – Ли прижал меня к своей груди, задыхаясь, целуя мои волосы, виски. – Только… люби меня, как прежде… О, господи, прямо сейчас люби меня, Софи!!
И подхватив меня подмышки, он поднял меня выше своего роста, и я глядела в его запрокинутое лицо, в слезы его, которые были не в состоянии затушить неистовое пламя его глаз.
-Ну же, Софи!! – крикнул он. – Вспомни себя, вспомни жар в своей груди! Как она была горяча тогда, на льду, после «Болеро»!.. Я чувствовал ее кожей, сердцем, я едва донес тебя тогда до раздевалки, и ты улыбалась, принимая меня, сумасшедшая девчонка, ты кричала так, что я готов был сожрать тебя от обожания, переполнявшего меня… Софи!
Ли бросил меня на кровать небольшой спальни номера. Окна ее были зашторены, и я еле различала его лицо.
-Ты была права, Софи, я не смогу вот так, запросто отпустить тебя, попрощаться с тобой несколькими вежливыми фразами – то был бы не я, не Ли Максвелл, которого ты любила! Нет!!
-Нет… нет, Ли, — вторила я, плача и последними усилиями сдерживая его грудь над собой. – О, нет!!
Но уже невозможно было удержать его горячие руки, срывавшие с меня одежду, губы его, захватывавшие мое дыхание, тело мое, рвавшееся к нему так, что трясло меня, словно, в лихорадке. Но Ли медлил. Он целовал мое тело, лаская его ладонями, вдыхая его запах.
-Софи… Господи, это ты! Это моя девочка, все такая же! Я узнаю каждый дюйм твоего тела…
Он почти плакал, и я гладила его волосы, прижимая его голову к своей груди, я ждала его, силу его неистовую, страсть его невыносимую. И вот его лицо снова склонилось над моим.
-Скажи мне! Скажи, Софи!!
-Что? – едва лепетала я, сгорая в его объятиях.
-Скажи, что любишь меня, что хочешь, как прежде! Софи!!
-Я… Я перед тобой, Ли!! – закричала я. – Какие еще слова??
И я притянула его плечи к себе, губы его поймала, чувствуя, как слезы хлынули из моих глаз, как со всей своей неудержимой страстью Ли ворвался в меня, и я пила его стон с его губ, я принимала его всем своим телом, спрятавшим память о нем так далеко, как я и не знала… Я кричала его имя, я глаза его целовала, шрам его ужасный, и онемели руки мои от силы, державшей его в моих объятиях. О, Ли!!..