-Не боитесь, что я снова рухну в реку? – усмехнулась я, дрожа всем телом и боясь, что мой голос выдаст это. – У меня это хорошо получается.
-Как, собственно, и все остальное! – откликнулся Ричард. – Чего это вы так дрожите? Боитесь меня?
-Я надеюсь, не стоит. Вы ведь спасли меня, подарили новую жизнь, а значит, в ответе за нее! Чего же мне бояться?!
Ричард вывел меня на мостки над водой и остановился, повернув меня к себе.
-Ну, хотя бы того, что я снова не удержусь и овладею вами в самом неподходящем месте, а, Мишель?
Я посмотрела ему в лицо.
-В таком случае, вы выбрали не самое «неподходящее» место, мистер Тайлер, — кажется, мой голос перестал дрожать. Только дыхание сбивалось. – С вашими намерениями стоило бы остаться на лужайке и облюбовать один из столиков.
Ричард расхохотался.
-Воистину, Мишель, ваш вид скромной, смущающейся девочки, с трепетом подбирающей слова в беседе со своими кумирами, как выразился Брэндан, весьма обманчив! Но и чему удивляться?? Ведь вы Мишель Уотсон только по выбору вашего разума, сердце же ваше по-прежнему носит имя Софи Фрай, бесстрашной девочки, исполнявшей такие вещи на льду и в жизни, что смущению перед старым рокером, просто щедро одаренным судьбой, места нет… О, гоните горечь из ваших глаз, Мишель! Время ее прошло. Да, было больно, было страшно – мне ли этого не знать! Я, если помните, тоже потерял всех своих близких. Но для боли, горя, страданий есть только время, а для любви – вечность.
Ричард отпустил мою руку, словно, давая мне понять, что больше не удерживает меня. Вздохнул и оглянулся на реку.
-Говорят, невозможно войти два раза в одну и ту же воду… Память может многое, и, вспоминая, мы легко окунаемся в ту же воду, в те же чувства, что пережили раньше. И легче всего это удается с печальной памятью, с болью, готовой в любой момент ударить исподтишка…
Я вздрогнула, а он продолжал:
-Каким он был, Мишель? Каким вы увидели Ли Максвелла в первые?
-Что?? – от неожиданности мой голос почти пропал.
-А что вы удивляетесь? Вы что же, решили, что я – прожженный сердцеед, готовый только пользоваться, удовлетворять свою похоть и только??
-Нет, но…
-Что «но»?! Судя по тому, как вы умчались тогда, вполне можно так подумать. Выставили меня чудовищем, а теперь делаете «большие глаза»! Неужто вы думаете, что я такой идиот, что наброшусь на вас, не чувствуя ответной страсти?! Я уже говорил, что не слепой и видел ваш взгляд, и то, что было в нем, не сыграть даже гениальной актрисе с богатым опытом. Теперь вот все видели… Только не смейте этого смущаться! Даже если мистер Хадсон…
-Это случилось на одном из показательных выступлений, где я исполняла танец под музыку из «Спящей красавицы». Я имею в виду тот медленный вальс, под который танцевала сегодня с мистером Бонэмом.
Я замолчала в ожидании его возражений по поводу резкой перемены темы, но Ричард молчал, глядя на меня.
-Надеюсь, благодаря моим стараниям, все видели на льду спящую принцессу, грезящую о том, кто придет и разбудит ее своей любовью, своим поцелуем… О, да, от удивления я едва не испортила весь танец! – я улыбнулась, чувствуя, как слезы снова обжигают мне глаза. – Ли внезапно выехал ко мне на лед, подхватил меня, и мы завершили его вместе, так, словно, такой финал и был задуман. Растерянности места не было! Но не потому, что я – гениальная фигуристка. Мне было тогда чуть больше восемнадцати. И не потому, что я смертельно боялась провалить выступление… Под конец Ли обнял меня и поцеловал. Но не так, как это обычно делают другие, если так надо по сюжету – едва касаясь губами друг друга, а то и не касаясь вовсе. Он поцеловал меня по-настоящему, так, что сердце мое зашлось, а потом загорелось. Оно поверило – это ОН! Тот, для кого я буду всем, тот, на кого я не смогу смотреть, не чувствуя слез счастья, тот, кого я пойму без слов и для кого сделаю все возможное и невозможное. И когда он появился на льду, будто сказочный принц, я легко приняла его игру, его идею и не провалила танец просто потому, что моментально почувствовала, что нужно делать. Так же легко, как танцевала с ним и остальные танцы. Его руки, его глаза вели меня. Мне не надо было играть, изображать – я переживала все это на льду, я ощущала себя каждым из тех персонажей. Когда же он поцеловал меня, и я поняла, что этот поцелуй вовсе не игра, я уже молилась лишь о том, чтобы никогда не расставаться с ним. Я молила о его любви… — я отвела свой взгляд от блестевшей лунным серебром реки и посмотрела Ричарду в глаза. — Зачем вы спросили о нем, мистер Тайлер? Что вам теперь до Ли Максвелла, которого вы никогда не знали и, возможно, увидели в первый раз сегодня, в этом фильме?
-Вы правы, я никогда не знал Ли Максвелла и не узнал бы о нем, если бы не этот фильм, если бы не предоставленная Дэвидом возможность из этого фильма узнать, прежде всего, о вас, Мишель, о том, какой вы были когда-то, мисс Софи Фрай.
-Прошу вас, Ричард, не называйте меня этим именем! Все давно прошло, похоронено…
-Не лгите мне, Мишель, не обманывайте саму себя! – Ричард схватил меня за плечи. – Ни то, ни другое у вас не выйдет!.. И не обижайтесь на мой резкий тон, на то, что я лезу не в свое дело. О последнем, кстати, я мог бы поспорить… Вы помните, моя ситуация очень напоминает вашу, и мне ли не знать, как невыносима боль утраты, как любыми способами хочется избавиться от нее, убежать… и как это оказывается невозможно. Не прошло, Мишель, не похоронено. Боль не ушла, и поэтому до сих пор вы отказываетесь от своего имени, пытаетесь убежать от прошлого, приносящего страдания. Но вы сами благодарили за этот фильм, за то, что внезапно увидели, как прекрасно было то, что вы делали с Максвеллом на льду, и… как велика была ваша любовь. Значит, вы сильнее вашей боли, Мишель. Так гордитесь вашим прежним именем!.. Хотя, ваше право жить теперь под другим. А спросил я о Максвелле потому, что… Уж не беспокоит ли вас, ревную ли я к нему, мисс Уотсон, а?!
Он заглянул мне в глаза, и его лукавая улыбка не очень меня убедила.
-О, ваше право, мистер Тайлер, спрашивать, о чем угодно! В рамках приличий разумеется… Кроме того, у вас сегодня день Рождения…
-Именно, мисс. Именно! И вы не ответили!
-Я… Возможно, да, мне несколько странно ваше внимание к человеку, которого я так сильно любила и чувства к которому еще не истлели в моем сердце…
-Это почему же вам странно?! Мишель! Вы решили, что я испытываю к вам особую симпатию и думаете, что я должен ревновать к вам? Говорите же!
-Еще чего?! Да с чего вы взяли, что я так решила??
-С того, что я владел вами, владел с таким наслаждением, что никогда не пожалею об этом, как и о том, что нарушил все приличия, заперев вас в павильоне для съемок! Никогда! Слышите? И вы не могли не чувствовать, что то была не пустая похоть с моей стороны, а значит, мои чувства к вам не секрет. Хоть и сбежали вы, оттолкнув меня весьма неласково. Вы непоследовательны, мисс Уотсон!.. Что же до моей ревности, то будь Ли Максвелл жив, я возможно, и испытывал бы ее. Скорее всего! Но его нет, и я лишь могу чувствовать большое уважение к этому человеку, к тому, что он делал, к тому, что вылепил из вас стараниями ли своими или любовью – неважно. В своей жизни я знал лишь одного столь же мужественного, столь же чувствующего человека. Эдди Дэймонд! Дара от Бога мало. Надо иметь большое мужество, что бы из этого дара что-то получилось, чтобы оправдать его. Такие люди всегда интересны. Правда судьбу их неизбежно омрачает какая-то трагедия, молниеносная, как удар грома, или тихая, медленная, малозаметная для окружающих. Как это случилось с Эдди… Может быть, поэтому я спросил о Максвелле. Часто думаешь – неужели талант и страдание неразделимы?!.. А еще я думаю о том, почему он допустил этот несчастный случай с вами, как это могло произойти? Ведь Максвелл был профессионалом, и ваша жизнь стоила для него больше, чем много! Вы должны знать, Мишель. Если не тогда, когда вы были талантливой, но все же, девчонкой, то теперь уж точно.
-Возможно, на том выступлении Ли мог не учесть, что размеры нашей привычной арены во Дворце Ледового Балета больше размеров арены Ледового Дворца. Впрочем, это только моя догадка, Ричард. Ответить мог бы только сам Ли. И когда я думаю о том, что могла бы спросить его об этом, могла бы… Все думали и в этом фильме было сказано об этом, что Ли разбился на своей машине, вылетевшей в пропасть. Но немногие знали, что тела Ли так и не нашли. Машина взорвалась и сгорела до тла. Почти все считали, что жар от пламени был такой, что… что и костей могло не остаться. Но специалисты сказали мне – должны были. Но их не было. Понимаете, Ричард, их не было, никаких останков НЕ БЫЛО!
Слезы рванулись из моих глаз.
-И теперь, как и тогда, как и все эти годы, меня волнует не столько вопрос, как произошло мое падение, как Ли его допустил, сколько то, что он, возможно, где-то жив.
-Боже… — выдохнул Ричард, сжав до боли мои плечи.
А я плакала, уже не в силах больше сдерживаться.
-Лучше бы я не знала о такой возможности, никогда бы даже не подозревала!.. Пусть он жив, пусть забыл обо мне или очень постарался забыть по какой бы то ни было причине – то ли вину свою желая похоронить, то ли просто выкинув меня из сердца ради другой женщины. Пусть! Но лучше бы мне никогда об этом не знать. Никогда…
-Не знаю, какая боль страшнее – от горя или от предательства… — пробормотал Ричард. — Хотя, возможно, вы и правы – лучше ошибаться и думать, что человек погиб, чем знать или подозревать, что он жив, но предал вас… Мишель! И вы не пробовали его искать? Ведь если он выжил, он наверняка оказался серьезно изувечен и не мог дать знать о себе.
-Конечно, пробовала! – я попыталась утереть слезы. – Мы обзвонили все больницы, находившиеся рядом и не очень, и даже совсем не рядом от места трагедии. Никто не поступал к ним с серьезными травмами в те дни и даже в ближайшие пару недель. Никто, даже учитывая, что в тех местах могли и не знать, кто такой Ли Максвелл. Он исчез. Просто исчез. Возможно, все-таки, именно в пламени сгоревшей машины.
-Ну, хорошо. Тогда, если машина, как вы говорите, сгорела до тла, как смогли определить, что это именно его машина и за рулем был он?
Ричард отпустил мои плечи, и я отошла к краю мостков, машинально глядя на почти абсолютно гладкую воду.
-В момент взрыва… Вещи из машины разлетелись в разные стороны. Не все, конечно… Там у него был чемоданчик… Кейс. На нем блестящая такая табличка с гравировкой его имени. Да и в самом кейсе были его документы. Какой-то договор, что-то еще, что давало понять, кому принадлежит кейс. Кроме того, вы же знаете – номера на двигателе и так далее… Да, Ричард, это была его машина и за рулем был он сам. Множество свидетелей тому, как он садился за руль в тот вечер, а авария случилась через время, как раз, достаточное, чтобы доехать до тех гор на севере Англии… Прошло столько лет, Ричард. И если до сих пор Ли не появился, если ничего, СОВСЕМ НИЧЕГО о нем не известно…
-Вы сейчас уговариваете сами себя, Мишель, просто не в силах забыть о том, что тело Максвелла так и не найдено? А вы сами? Не забывайте о том, что вы сами исчезли для всех, уйдя из спорта, из балета на льду, сменив имя и отстранившись от всех своих друзей.
-А вы теперь пытаетесь внушить мне мысль о вполне вероятной возможности того, что Ли жив, но ему глубоко на меня наплевать?! — невольно взвилась я. Уж слишком много сюрпризов выпало на этот вечер!
-Не стоит быть такой резкой, мисс Уотсон. Ничего я не пытаюсь вам внушить, и уж тем более, такого, что может отравить вам жизнь. Я не изверг!.. Я лишь хотел дать вам понять, что эта жизнь вокруг нас, вытворяет с нами самые разные штуки, словно, испытывая нас на прочность. Случиться может все, Мишель, и скорее всего именно то, что кажется уж совершенно невозможным… Жив Максвелл или все-таки, нет, мы сейчас стоим с вами вот здесь, на этом берегу, мы провели чудесный вечер – согласитесь, что даже сюрпризы Дэвида не испортили его, что бы вы не пережили, благодаря им! В конце концов, они не причинили вам боли – то, что мы все увидели, задело вас за живое, взволновало, но в этом и состоит жизнь! Подумайте о том, что у вас появились новые друзья, люди, которые вас уважают и ценят, которые всегда будут рады вас видеть… Скажите, Мишель, когда же в вашу жизнь вошел «Королевский Крест»? Уж не тогда ли, не в то ли время, когда…
-Именно тогда… Вернее, кажется, прошло полгода или чуть больше с того дня, как я вышла из больницы… Умер Эдди. Но в тот момент это имя почти ничего для меня не значило. То есть, я знала, кто это, знала о существовании вашей группы, но не более того. Но в один прекрасный день… Вернее, на тот момент он был скорее, ужасным – я тогда жила совсем одна в крохотной квартирке в предместье Лондона. Мои деньги заканчивались – большая их часть ушла на лечение, и я искала работу, ничего не находила такого, что могло бы дать не только заработок, но и хоть какое-то моральное удовлетворение. И не говорите мне, что я могла бы заниматься тем, что умею и люблю! Не забывайте, что я скрылась, я исчезла для всех! Никто из тех, что видели меня теперь, не должны были знать, кто перед ними. Благо, лица спортсменов не так узнаваемы, как лица артистов!.. Но даже если бы кто-то предложил мне, если не кататься самой, то хотя бы учить этому, я бы ни за что не согласилась, ибо не смогла бы заставить себя выйти на лед, не смогла бы прыгнуть даже простой прыжок в два оборота. Чему я могла бы научить – моментально ставшая «звездой» сопливая девчонка, только что потерявшая любимого человека и веру в себя. Чему??… Не было сил вернуться туда, где меня подстерегала боль, только боль, я и сменила имя, продала наш с папой домик и переехала в Лондон. Вернее, хватило лишь на его предместье. Где, впрочем, мне удалось прекрасно спрятаться… В тот вечер я сидела на кухне и слушала старенькое папино радио. Просто от нечего делать. Крутила ручку настройки в поисках какой-нибудь приятной музыки. Я не помню, что за станция мне тогда попалась, но я услышала песню, которая заставила меня замереть, вслушаться и… почувствовать невольные слезы на глазах. То была знаменитая «Живущий вечно». Мне не надо вам объяснять, что я могла тогда почувствовать, мистер Тайлер! Не стоит говорить и о том, что сделал голос Эдди с моим сердцем. Оно таяло от восторга, восхищения и необоримого желания увидеть этого человека, познакомиться с ним, с вами со всеми! Но меня ждало ужасное разочарование – я узнала, что Эдди больше нет. Тогда я постаралась найти как можно больше о вас троих, я переслушала все песни «Королевского Креста», пересмотрела все клипы, прочла все о вас, что только смогла сыскать. Возможно, я думала и о том, что вам, потерявшим Эдди, такого дорогого для вас человека, так же плохо сейчас, как и мне, и чувствовала поэтому некое родство с вами… Мистер Хадсон при знакомстве со мной заметил на моей шее плеер и наушники, высказав подозрение, что я с ними не расстаюсь. Так и было все эти десть лет, Ричард. Все десять лет я слушала только вашу музыку, и только она спасала мне жизнь, как бы пафосно это ни звучало. Нет, до петли или бритвы в ванной дело не доходило никогда, хотя чувство полного одиночества, абсолютной ненужности никому в этом мире порой перехватывало горло и сердце так, что нечем становилось дышать, и я откровенно жалела о том, что тогда, на льду не размозжила себе голову насмерть. Все было кончено для меня. Во всяком случае, я думала так в такие моменты. И вот тогда я не слушающимися от овладевшей мною апатии руками брала плеер, надевала наушники и слушала, слушала без конца Эдди, его золотой голос, чувствуя через него его такое же золотое, горячее сердце. Я обожала вас! Стены моей спаленки оказались завешаны вашими фотографиями. Я скупала кассеты с вашими клипами и засматривала их, что называется, до дыр, плача теперь в подушку лишь об одном – мне никогда… — горло мое сдавило и слезы (господи, и откуда они только брались теперь!) хлынули из моих глаз, — никогда вас не увидеть в живую, не дотронутся до ваших рук, не обнять просто в благодарность за жизнь, которую вы мне не то, что спасли, но заново подарили. И Эдди … Его больше не было в этом мире, который сам по себе потерял для меня всякий смысл. Его не было!
Последние слова я буквально выкрикнула, захлебнувшись слезами и рыдая так, что сотрясалось все мое тело. Но Ричард стоял молча, даже не дотрагиваясь до меня, не произнося ни слова, ни звука.
-Но… — я кое-как отдышалась, — но он, вы снова помогли мне. Я часто гуляла одна в парке неподалеку от моего дома. Бродила с вашей музыкой в наушниках… И тогда стала замечать, как часто видимый мною пейзаж в каком-то особом освещении совпадает с тем, что я представляла себе под ту или иную вашу песню. Я купила простенький фотоаппарат и стала снимать и снимать такие моменты, словно, боясь потерять их, сохраняя только в памяти. Фотографий скопилось много, я показывала их на работе, которую я нашла неподалеку от дома, в небольшом издательстве, а скорее, крохотной типографии, выпускавшей открытки. Кстати, очень неплохие! И тогда они взяли и выпустили небольшим тиражом мои фотографии в качестве открыток. Как ни странно это оказалось для меня, ведь я считала, что эти пейзажи особенно красивы только для моего сердца, открытки получили большой успех. Их раскупали, и по распоряжению начальства, я оставила свои прежние обязанности по разрезанию картона для открыток, чтобы вплотную заняться фотографированием. Мне купили приличный фотоаппарат и дело пошло. В Лондоне я сама видела во многих киосках печати свои творения, спрашивала о них и узнала, что они по-прежнему раскупаются очень хорошо… Вы понимаете, что мысль попробовать печататься в прессе возникла поэтому неслучайно. И однажды одно издательство заказало мне буклет со снимками старинных замков Англии для туристического агентства. Всего несколько фото, сами понимаете. Я сделала их. Вслед поступили еще заказы. Я радовалась, но понимала, что мне этого мало. Мало возможности проявить свою фантазию, свое воображение, свое видение. И я снова решилась на эксперимент. В Лондоне, в одном из небольших театров мне очень понравился спектакль по «Рождественским рассказам» Диккенса. Интерпретация режиссера оказалась так близка к оригиналу и одновременно так не похожа на другие, давно привычные, что я сделала несколько снимков во время спектакля и написала крохотный отзыв о своих впечатлениях. Все это я послала в журнал, в котором до сих пор числюсь внештатным фотокорреспондентом. Они, как вы поняли, приняли мою работу… У вас есть сигареты, Ричард? Угостите меня, пожалуйста.
Ричард достал из кармана пачку сигарет и зажигалку, помог мне прикурить. Он стоял спиной к лунному свету, и я не могла разглядеть его лица. Я молчала, вдыхая крепкий дым, и ждала каких-то его слов.
-Что вы хотите, чтобы я сказал вам, Мишель? – Ричард, словно, услышал мои мысли. – Что вы – молодец, талантливый человек, способный проявить себя даже в тяжелых обстоятельствах, когда речь идет о выживании? Что меня бесконечно трогает ваше отношение к нам, к Эдди? – заговорил он глухим голосом. – Господи Боже, да это ведь и так ясно! По всему, что произошло сегодня, по тому, как все восприняли фильм о вас, клип, снятый по наполовину вашей песне и с вами в главной роли. Мне нечего добавить к этому. Да и не отзывов моих вы ждете…
-Чего же я жду, по-вашему? – осторожно спросила я.
Ричард докурил свою сигарету и отшвырнул окурок. Я невольно вздрогнула.
-Не пугайтесь, Мишель… Я не собираюсь толкать вас в воду. Во-первых, опять спасать придется, а во-вторых, вовсе не этого мне хочется… Чего же ждете вы… Мне кажется, того же, о чем думаю я. Только «думаю» — это совсем не то слово. Мне бежать хочется от вас! Без оглядки и так быстро, как позволит… А вы знаете, что Хадсон уехал? Давно уехал. Еще когда я вернулся со своей прогулки в город. Мы столкнулись с ним у калитки, и, скажу я вам, на нем лица не было. Что вы сделали с ним? Что вы делаете с нами обоими?!
-На нем лица не было? – переспросила я. – А я вот ничего не могу сказать о его лице, потому что, не видела его никогда! Даже здесь, среди своих друзей он предпочел красоваться с этими идиотскими париком, бородой и очками. Зачем??.. Я делаю что-то с вами обоими?! Это вы оба разорвали мое сердце пополам! О, нет, мистер Тайлер, я не виню вас в этом! Я никого не виню, кроме себя, и это мне хочется уехать отсюда подальше, что бы стыд мой не вылез наружу, а то мне кажется, что все скоро будет читаться крупными буквами на моем лбу, подобно каиновой печати. И никакими заслугами, ничем, что мне удалось сделать, за что меня все здесь так хвалили, чем все восхищались, этого не исправить… Простите меня, мистер Тайлер, за испорченный финал вашего дня Рождения – вы, вероятно, ожидали чего-то другого. Я даже знаю, чего, так же, как и вы догадываетесь о моих ожиданиях, ибо вас мне не обмануть – вы знаете обо мне все. Простите!
Я развернулась и пошла по мосткам, с горечью ожидая только одного – тишины. Он не пойдет за мной так же, как не остановил меня возле студии Брэндана… Что?? Неужели…
-Стойте, мисс Уотсон! СТОЙТЕ ЖЕ!!
И он схватил меня за локоть, развернул и… изо всех сил прижал к себе.
-Я и вправду сейчас швырну вас в воду, Мишель! – яростно зашептал он. – И пусть мне придется снова вытаскивать вас, но вы хотя бы не сбежите. Я похож на монстра, что вы все время стремитесь скрыться от меня?!
-Но…
-И никаких «но»!!
-Пустите меня!! – вскрикнула я, чувствуя, как больно становится в груди и в глазах. Хватит уже ошибок, несдержанных эмоций и стыда!
-Куда, Мишель?? Подальше от меня или ближе к Хадсону?
-Все равно!
-И я не могу отвоевать вас у него?
-Зачем, мистер Тайлер? Что вам до меня??.. О, да, вы не ошиблись, прочитав тогда, в павильоне, в моих глазах мою страсть к вам! Вам ли привыкать к такому обожанию?! Но…
-Что? Вы хотите сказать, что если моего чувства хватило бы и не на один раз, то все равно, ненадолго? Что я слишком избалован вниманием и ничего особенного, кроме вожделения к вам не испытываю? Так?
Он тряс меня за плечи.
-Именно! – решилась я, пытаясь вырваться от него.
У меня это получилось, но сделав слишком резкое движение, я не удержала равновесие и полетела в воду. Во второй раз… С перепугу, я стала барахтаться, путаясь ногами в длинном своем одеянии, наглоталась воды. В глазах стало темнеть, когда руки Ричарда схватили меня и потащили на берег. Там он почти уронил меня на песок и упал рядом, как был, в мокрой теперь одежде и ботинках, которые так и не успел скинуть.
-Что?.. — он с трудом пытался отдышаться. – Что вы там, живы?
Я молчала, едва дыша.
-Мишель, черт вас возьми!! – заорал он, кое-как приподнялся и приблизился ко мне. – С вами все хорошо?
И потрепал меня за руку.
-Да… Не кричите так. Иначе все сбегутся. И тогда мне останется только сгореть от стыда – два раза упасть в реку за один день… Это как-то слишком!
-За то я стану вдвойне героем! – усмехнулся он, убирая с моего лба мокрые волосы. – Жаль вашего наряда и прически!
-Вы еще смеетесь?!
-Конечно! Ведь я просто ужасно рад такой удаче – теперь вы не смоетесь, как собирались.
-О, я могу убежать и не сейчас, а после того, как вернусь в дом, найду свою одежду и мало-мальски приведу себя в порядок. К тому времени все уснут, и я смогу исчезнуть никем не замеченная. Как вам такой план?
-Вы ужасны, мисс Уотсон! Вас преподнесли мне сегодня, как сюрприз, как подарок… Нет, не в буквальном смысле, конечно! Я и вправду был рад узнать о вас столько нового для меня, рад был увидеть в этом восхитительном наряде, улыбающейся и просто обворожительной! И теперь вы хотите сбежать лишь потому, что чувствуете ко мне больше, чем вам хотелось бы… Скажите, Хадсон что-то обещал вам? Вернувшись сам, он вернул вам свои чувства, то тепло, которое так необходимо вам, по которому вы так скучали? Вы, хотя бы, знаете, где он был, по каким таким делам, с кем, в конце концов?
-Это так вы пытаетесь отвоевать меня у него? У своего друга, между прочим! А где были вы сами, оставив ваших друзей на попечение Брэндана? А? К кому понеслись вы, сразу же после того, как обсуждали с Брэнданом отношения с какой-то дамой?.. О…
-Так вы подслушивали?! Фу, Мишель!
-Я услышала случайно, когда открыла окно своей комнаты! Да и какая теперь разница?! Получается, мы все хороши… И я не хочу больше участвовать в этом фарсе!
Я попыталась подняться, но мокрое мое платье не давало мне этого сделать.
-Лежите уже! Отдохните немного, отдышитесь. Хотя, боюсь, вы задыхаетесь не столько от того, что едва не захлебнулись, сколько из-за моего такого навязчивого присутствия. Уж лучше уйду я.
И он стал подниматься на ноги.
-Ричард!
Поднявшись, он обернулся.
-Что еще, Мишель? Вы достаточно сказали уже, и я оставляю свои шутки – можете ехать на все четыре стороны. Я даже вызову вам такси, если хотите.
Теперь я и вправду задохнулась, но уже от его голоса, от слов его, которые вонзились мне прямо в сердце, которое только-только пыталось дышать… Промолчишь и дашь ему уйти? Опять промолчишь, уедешь, что бы глотать слезы? Черт бы тебя побрал!..
-Ричард!! Ричард…
И он остановился, он снова обернулся ко мне.
-Я… не хочу убегать. И не сделаю этого, если…
-Если что?.. Вы не похожи на капризную дурочку и не заставите меня сигануть с крыши! Говорите же!!
-Если вы все-таки, ответите на мой вопрос. Зачем вам понадобилось отвоевывать меня? Почему?
Вместо ответа он протянул мне руку.
-Поднимайтесь! Давайте же!
Я встала, но он не отпускал меня.
-Пойдемте со мной!
-Это еще зачем?
-Мне надоели ваши «зачем»! Идемте и все! – рявкнул Ричард и потащил меня по тропинке к дому.
Мы не прошли через заднюю лужайку, где нас могли увидеть все гости. Ричард провел меня кругом, через парадное крыльцо. В доме было тихо – видимо, все еще развлекались на лужайке.
-Похоже, гости еще ждут именинника! – заметила я.
Ричард только хмыкнул. Он повел меня по лестнице на второй этаж, когда как моя комната находилась в крыле первого.
-Куда вы тащите меня?? – шепотом вскричала я.
-Увидите! – был ответ.
Ричард распахнул передо мной одну из дверей, впихнул меня в комнату и дальше, в ванную.
-Что вы собираетесь делать?? – снова попробовала я.
-Ничего особенного. Раздевайтесь!
-Что-о???
-Снимайте ваше мокрое платье и марш в душ! Быстро! Иначе схватите воспаление легких.
-Черт побери вас, мистер Тайлер! Я не маленькая девочка и в состоянии сама о себе позаботится!
-Вот-вот! Сами! Но тепло и забота Хадсона так импонировали вам!
-Хорошо! – воскликнула я. – Стесняться мне теперь нечего!
И я сорвала с себя платье и белье, залезла в ванную и открыла воду.
-Довольны? Что дальше?
Ричард снял рубашку, взял мочалку и намылил ее. В полной тишине он медленно стал водить ею по моему телу, которое блаженно согревалось под почти горячим душем.
-Вам теплее? Лучше, мисс Уотсон? – тихо спросил он.
Скоро вода в ванную набралась, и Ричард выключил душ.
-Садитесь. Грейтесь же!.. Давайте сюда ваши ножки.
И он так же старательно и нежно тер их мочалкой, а я молчала, кое-как справляясь с волнением, граничившим с шоком.
-Что же вы молчите, Мишель? Вы обескуражены?.. Боже, вот почему вы так старательно прячете свои ножки под чулками и этими… вашими леггинсами! Это шрамы…
-Это профессиональное для большинства спортсменов. Операции на менисках. От сильных ударов по коленным чашечкам… Смотрится уродливо, я согласна.
-Я не вижу в этом уродства… Встаньте, Мишель.
Я поднялась. А Ричард взял большое купальное полотенце и распахнул его передо мной.
-Идите ко мне, Мишель. Идите же, не бойтесь!
-Я и не боюсь, — мой беспечный тон вряд ли его обманул.
Я вылезла из ванной и скользнула прямо в его объятия, завернувшие меня в полотенце. И Ричард повел меня в комнату, к кровати.
-Теперь вытирайтесь и ложитесь под одеяло! – снова скомандовал он.
— Я так понимаю, это ваша комната и ваша кровать?
-Ну, да. А что? Вам надо согреться и поспать.
-Я могла бы сделать это в своей комнате! – возразила я, вовсе не торопясь лечь.
-О, да, могли бы. Но вот так спокойно проводить вас, поухаживать за вами, позаботиться и уложить в постель так, чтобы никто не помешал, я могу только здесь, в своей комнате… Ложитесь! Я принесу чего-нибудь выпить.
И не успела я и слова сказать, как Ричард исчез за дверью.
-Господи! – выдохнула я. – О, Господи, что я опять творю?! Ясно же, чем все это может кончится… И я этого хочу. Больше всего на свете, черт возьми! Но он так и не ответил на мой вопрос…
-Я нашел только шампанское, Мишель! – вошел Ричард с бутылкой и двумя бокалами. – Но, может быть, вы хотите есть? После купания обычно аппетит зверский! Хотите?.. О, вы так и сидите на краешке кровати и дожидаетесь своей участи?
-Смотря какой будет эта участь, — пробормотала я, поправляя полотенце.
Ричард ставил бутылку и бокалы на прикроватный столик и с моими словами, поднял на меня глаза.
-Каковы же по-вашему, варианты, мисс Уотсон?.. Господи, выпьете со мной шампанского, да ляжете спать, только и всего!
Он выпрямился с бутылкой в руках и принялся ее открывать. Пробка вылетела с громким хлопком, и пенящаяся жидкость полилась в бокалы.
-Держите, Мишель… И оставьте Бога ради это полотенце! Оно мокрое. Неужто вы все еще смущаетесь меня?! Как-то глупо после всего, вам не кажется?
Я послушно сняла полотенце и уселась, прикрывшись одеялом.
-Так… удобнее, — краснея пробормотала я и приняла бокал из его руки.
Ричард улыбнулся и пожал плечами.
-И что же вы скажете в качестве тоста, Мишель? И только попробуйте отказаться – сегодня мой день Рождения, и я рад любым поздравлениям, пожеланиям и так далее. Все-таки, это случается только раз в году!
-Даже если я пожелаю вам провести спокойную ночь, отправив меня в мою спальню? – усмехнулась я.
-Вы и в самом деле этого желаете, Мишель?
-Я пошутила.
-И вы добровольно останетесь со мной, не намереваясь убежать, тихонько скрыться в ночи, дождавшись, когда я усну? Обещаете?
Я пожала плечами.
-Нет-нет, пообещайте! Я вам не поверю, если не дадите обет! И не забывайте, я уже дважды спас вас – вы мне должны.
-Не очень-то красиво джентльмену напоминать даме о ее долгах! – заметила я.
-А я не джентльмен! Я рокер, у которого в голове Бог знает, что, который живет эмоциями и сумасшедшими желаниями, который не ждет, пока жизнь сжалится и подаст милостыню. Он сам берет от нее все с самой обезоруживающей улыбкой! Думайте, с кем связались, о ком мечтали столько лет, кем восхищались со слезами на глазах, мисс Уотсон! Думайте и решайте, останетесь здесь, со мной или уйдете спать в свою спальню. Откажетесь – я отпущу вас, я не изверг. Одолжу вот вам мой халат, и идите, куда хотите, оставьте меня одного в ночь моих именин – пусть мне пусто будет!
Я рассмеялась и, дотянувшись, чокнулась своим бокалом о его бокал.
-С днем Рождения, Ричард! Я… не оставлю вас одного.
-Только в эту ночь? – тихо спросил Ричард, поднося бокал к губам.
-Интересно знать, почему для компании вы выбрали именно меня?.. Очень вкусное шампанское!
-Вы не ответили на мой вопрос!
-Вы тоже. Если помните, я спрашивала вас, зачем вам пытаться отвоевывать меня у Хадсона.
-Черт, этот Хадсон!!.. Я отвечу на ваш вопрос, но только несколько позже. Хорошо? Может, хотя бы из любопытства вы не смоетесь!
-Тогда и я откладываю ответ на ваш.
-Вредина!
-О, да! Только это называется несколько иначе и без этого у меня на льду ничего не вышло бы. Никогда!
-Что же это, Мишель? Честно сказать, я никогда не мог понять вашего вида спорта. В смысле, с бегом, плаванием, футболом, боксом и так далее, все ясно. Работай до одури, качай мышцы и что-то еще, вроде этого. Но все эти ваши элементы, прыжки что-то совершенно запредельное для моего понимания. Как это делается??
-Это называется безумное упрямство или упрямое безумие, как вам больше нравится. Без этого никогда ничего не получится. Только оно дает силы подниматься раз за разом после каждого падения, когда кажется, что сил уже нет, когда боль, словно бы, кромсает твое тело на куски, когда в голове в отношении себя только одно сравнение – галерный каторжник… Только я думаю, что вам, Ричард, это тоже очень знакомо. И мне тоже ваше стучание на барабанах всегда казалось чем-то совершенно невозможным – как можно работать, что называется, всеми четырьмя, да еще петь при этом, ни разу не сбившись ни рукой, ни ногой, когда каждая из них исполняет свою партию?! Какая должна быть нечеловеческая координация движений и божественное чувство ритма!
-О, какие комплименты! Но спасибо, Мишель, на добром слове… Иногда мне и самому было не очень понятно, как моим рукам и ногам это все удается!.. Шучу. На самом деле все вовсе не так уж сложно, как может показаться со стороны. Правда! Учишься, пробуешь, стучишь и стучишь.
-В таком случае, и я могу сказать тоже самое – пробуешь, тренируешься, падаешь и снова встаешь. Все просто.
-Но как можно так прыгать?
-А вы вспомните, с какой скоростью фигуристы катаются! Она и помогает прыгать.
-Вам налить еще, Мишель?
-Да, пожалуй. Мне и впрямь стало теплее.
-А горячая ванна и мое нежнейшее участие вас не согрели?! Вы меня убиваете!
-Ни за что! – рассмеялась я. – Я просто объяснила свое желание пить еще.
-А мне не стоит этого объяснять! Пейте, сколько влезет. Здесь уж вы точно в безопасности. Даже падать остается только в кровать!
-Вот вы и проговорились! Вот зачем понадобилось шампанское! – продолжала смеяться я.
-Хорошо хоть, это так смешит вас!.. Впрочем, да будет вам известно, мне вовсе и не требуется шампанское или что-либо еще, чтобы уронить в кровать.
-Не сомневаюсь!
-Вот только вас ронять я не собираюсь.
Я молчала в ответ.
-Волоча вас сюда, я лишь хотел согреть вас в ванной и уложить под теплое одеяло, что бы вам не грозило заболеть и удалось прийти в себя после купания.
-А вы знаете, мистер Тайлер, как согреть лучше всего?
-Я слышал, как надо греться – раздеться догола и греть друг друга теплом своих тел. Вы об этом?
Я молчала.
-Тогда допивайте свое шампанское и идите ко мне!
-Но я уже согрелась!
Я отставила свой пустой бокал.
-Как знаете.
Ричард погасил лампу и принялся снимать мокрые брюки, а когда покончил с этим, улегся под одеяло, и все стихло. Несколько секунд я просидела, не шевелясь, слушая, как в открытое окно проникают ночные звуки. На лужайке уже, по-видимому, никого не было, или они сидели так же тихо, слушая ночь с ее завораживающим пением ночной птицы где-то в зарослях, шептанием ветерка и…
-Вы когда-нибудь слышали, как звенят звезды, мистер Тайлер? – тихо спросила я, дрожа всем телом – ведь я была уверена, я всегда думала, что именно они четверо должны слышать это, может быть, как никто в этом мире.
-Звезды? – переспросил он. – С чего вы вдруг спрашиваете это, Мишель?
Господи, неужели столько лет я ошибалась?!..
-Идите-ка сюда! – почти скомандовал Ричард.
Я продолжала сидеть, оцепенев от разочарования, в которое не могла поверить.
-Что с вами? Вы затихли, как напуганная птичка. Я серьезно – идите сюда!
Сама не понимаю, как это вышло у меня, но уже через секунду я лежала в его объятиях, задыхаясь от рвущихся из меня слез. А он крепко держал меня, гладя по мокрым еще волосам.
-Что вы там сопите?… Боже, Мишель, это вы так слезы сдерживаете?? Так поплачьте, если хотите! Нечего вам меня стесняться. И в этом тоже. Поплачьте!.. Знаете, ведь люди плачут не оттого, что слабы, а потому, что слишком долго держались.
-Знаю… — всхлипнула я. – Я говорила об этом… другому человеку.
-Неважно… но я всегда так думал, когда видел, как плачут очень сильные люди, те, на ком, что называется, все держится, те, кто соль этой земли… — Ричард еще крепче прижал меня к себе, и я с удовольствием потерлась щекой о его грудь. Мне показалось, я почувствовала, как он улыбнулся этому.
-…Я слышал, как звенят звезды. Слышал, Мишель. И если бы был в такие моменты один, я решил бы, что мне померещилось. Но рядом были мои лучшие друзья, рядом был Эдди… Мы, бывало, сиживали где-нибудь на берегу реки, пили вино, болтали обо всем на свете, шутили и хохотали во весь голос, распугивая всю мелкую живность на несколько миль вокруг. Мы всегда очень… любили друг друга. Да, пресса не ошибается, Мишель – ссорились мы часто, ругались до хрипоты, переходили на личности и хлопали дверями. Всякое бывало – расходились, устав друг от друга, занимались своими проектами, но всегда возвращались. Всегда! Мы и сейчас все вместе, несмотря ни на что… И вот тогда, в те вечера, когда казалось, песни сами лезут на язык, носясь в воздухе, когда жажда любви, такой, когда сердце щемит и слезы блестят в глазах, просто невыносима, когда сам воздух хмельнее любого вина, поднимаешь голову и… слышишь, как звенят звезды. Серебряные колокольчики любви… Этого нельзя не слышать. Просто многие оглохли от шума этой жизни, от своих проблем, от криков ругани и споров, шума машин больших городов, поэтому и не слышат… Все, что вы, Мишель, считаете «волшебством» «Королевского Креста», чем-то особенным, что могли только мы, на самом деле вокруг нас всех. Ведь вы же слышали, как звенят звезды?!
-Я…
Я замолчала, невольно ухватив его за руку, и… внезапно, как просветление, как лоскут сна, слетевший на глаза, я… услышала тихий-тихий звон. Ни на что не похожий, ни с чем не сравнимый. Я подняла голову, потом села и посмотрела в окно, точно могла сейчас застать маленького эльфа с колокольчиком в руках прямо на подоконнике. Но я увидела ночное небо, я разглядела звезды, и они перемигивались, они тихо сияли, так же тихонько звеня в вибрирующей тишине ожидания… Ричард прав – невыносимого ожидания любви.
-Ричард… — прошептала я.
-Что?
-Я слышу, Ричард! Я слышу звон, Ричард!!
-А вы уверены, что это не от шампанского звенит у вас в ушах?
-Как вы можете?! – я хлопнула его через одеяло. – Вы…
Он схватил меня за плечи и повалил на кровать.
-Что, я все испортил? Да?.. Не брыкайтесь так, все равно, не вырветесь!.. Тише, тише… Я знаю, Мишель, я понимаю, я просто глупо пошутил. Наверное, потому, что не могу больше ждать, не могу больше молчать о том, что люблю вас, что сил у меня нет жить без вас, и даже дышать больно, когда вас нет… Слышите? Теперь я ответил на ваш вопрос, зачем мне понадобилось отвоевывать вас у Хадсона?.. Поцелуйте же меня и не убегайте больше, как в тот раз! Обещаете?
Взлетели мои руки – наверное, что бы сердце из груди не выскочило – обхватили шею его и… Губы его, Господи! Ничто, никогда не спасет! И не надо. В пропасть, в небо, в рай, в ад… Это без него пропасть льда и мрака, это без него ад горечи невыносимой потери… Забрали меня губы его, руки его, и не чувствовала я себя – только он, его дыхание, горячий шепот и тихий стон, когда – о, наконец-то! – взял он меня, когда весь стал во мне, всей силой, всей страстью, до дрожи и слез, до крика моего, утонувшего в его губах, в объятиях его – не разжимай! Бога ради, только не разжимай!!..
И когда стих он на моей груди, замерла я только с одной мыслью – сейчас он поднимется, сядет в постели, закурит, выпив перед этим шампанского, ляжет снова и уснет. Просто уснет, точно, и нет меня здесь. Я боялась снова увидеть, как пусты и бессмысленны становятся декорации даже после самого потрясающего спектакля. Господи, так боялась!..
-Мишель! – его шепот. – Вы обещали! Помните? И если вы сейчас уйдете, воспользовавшись моим обессиленным состоянием, я… умру. Слышите?
И его руки сжали меня в объятиях.
-Ты всерьез считаешь, что я могу высвободиться из таких тисков?! – рассмеялась я облегченно. Боже, никто не знает, насколько облегченно!
-Я тебе не верю.
-И я поколочу тебя сейчас за это!.. Господи, я так люблю тебя, Ричард!
Он поднял голову и посмотрел на меня так, словно, я предложила сменить мелодию на Башне Большого Бэна.
-Я подозревал это, Мишель, но… Детка, ребенок мой родной!
И Ричард прижал меня к себе, как несчастную потеряшку, без которой жить невозможно, страшно и горько, которая только-только нашлась, и нет ничего долгожданнее и дороже этой минуты… Губы его покрывали мое лицо поцелуями так, что мне казалось, он плачет.
-Только не уходи, слышишь? Не уходи, хотя бы сейчас! Мишель!
Я обняла его, прижав его голову к своей груди и заплакала, рискуя утопить его сегодня в моих слезах.
-Нет, Ричард… Нет… Мне трудно уложить в своей голове, что ты, именно ТЫ сейчас со мной, что любишь меня и нужна тебе именно я – ведь ездил же ты, черт тебя дери, к какой-то даме…
-Да с чего ты взяла?! Боже ж ты мой!.. Так! – он резко сел в постели, усадил меня и… тихонько провел кончиками пальцев по моей груди. – Черт, прикройся, Мишель! Иначе я так и не смогу ничего сказать, а мне это важно.
Я прикрылась одеялом и прилегла, внутренне улыбаясь во весь рот – Чеширский кот отдыхает просто!
-А теперь слушай меня внимательно! И не пугайся сейчас моего тона – я сам иногда его боюсь… Мишель, я понимаю прекрасно, какую репутацию приписывают мне, как «звезде» и достаточно привлекательному мужчине. И ты сама наверняка, догадываешься, что, имея темперамент, без которого не случилось бы барабанщика «Королевского Креста», я не пропускал привлекательных женщин, беря, повторяюсь, от жизни все. Будучи женат, я тоже не засиживался дома – гастроли, вечеринки, клубы и так далее. А, следовательно, и всяческие приключения. Жена моя, конечно же, догадывалась об этом – она была далеко не дурочка, и она сознавала одну простую вещь – если я выбрал ее, если не пожалел своей свободы ради брака с ней, значит, она стоИт и стОит гораздо выше и дороже любой из тех, с кем я мог повеселиться, переспать… Это, во-первых. Во-вторых, Мишель, она очень быстро уяснила себе, что я ненавижу сцен ревности, попыток привязать меня к себе чем бы то ни было, а прежде всего, криками и обвинениями. Она знала, за кого вышла замуж. В третьих, Мишель, я говорю тебе это сейчас в первый и в последний раз и в основном, потому, что очень боюсь потерять тебя, заговорив об этом снова. Ты – очень гордая девочка, умная и смелая. Ты и сейчас с трудом сдерживаешься от того, чтобы высказать мне за эти нравоучения. Но поверь, я говорю тебе это не с целью вкрутить мозги глупой девчонке, а с целью быть честным перед тобой. Понимаешь? Я ведь вовсе на такой замечательный, о каком ты мечтала… И поэтому есть еще и в четвертых… Мишель, я любил свою жену, и ее гибель стала для меня тяжелейшим ударом… Но, милая, я никогда не испытывал с ней того, что пришло ко мне сейчас, с тобой. Я недаром просил тебя не уходить – вот никому такого не говорил! Мне правда страшно, чудовищно ужасно проснуться ночью и не увидеть тебя рядом, не почувствовать твоего тела, рук твоих, обнимающих меня… Нет никакой дамы, о которой ты подозреваешь. Просто нет, и это правда.
-Но тогда…
-Потом, Мишель. Мы поговорим об этом потом, я обещаю. Хорошо? Ты веришь мне?
-А ты мне? – спросила я,
-Может быть, если я обнаружу тебя утром мирно спящей на моей груди, я и начну верить!.. Но ты не сказала, веришь ли мне … Только не спеши отвечать! Тебе хорошо сейчас – я очень на это надеюсь! – и ты сама свято веришь в то, что чувствуешь сиюминутно. Мы все такие!.. Но готова ли ты верить мне полностью, окончательно? Верить мне, в меня и в то, что ночь эта – не просто удачный финал моего дня Рождения? Я сложный человек, я могу иной раз выкинуть такое, чего и сам от себя не ожидаю. И рядом со мной нет места пустым обидам, позам оскорбленного достоинства и так далее… Я боюсь потерять тебя, Мишель! И то, что я сегодня узнал о тебе, лишь подтвердило мое отношение к тебе, мое мнение о тебе. Мне очень хочется, что бы ты была рядом… Так ты веришь мне?
Он прижался лицом к моей груди, словно, боясь услышать мой ответ.
-Верю, — прошептала я.
-В любой ситуации? Что бы ни было?
-Даже если весь свет отвернется от тебя, и ты будешь виноват, я встану рядом, возьму тебя за руку и буду с тобой. Все равно.
-Боже! – Ричард сжал свои объятия. – Только не забудь то, что ты сказала сейчас, Мишель. НЕ ЗАБУДЬ!
-Да… Да, Ричард… — шептала я, чувствуя, как заходится мое сердце в его объятиях, как сбивается дыхание, как снова горячо скользят руки его по моему телу заставляя его гореть и трепетать… Боже, как звенят звезды! Само время встало, споткнувшись и схватив за руку такую стремительную летнюю ночь, по пятам которой слишком быстро, нахраписто наступает рассвет, начиная брезжить, едва только канет солнце по склону заката в черный бархат полуночи. И не было конца ласкам, поцелуям, чистым слезам сердца, никогда не выдерживающего счастья. И лишь шепот его: «Бери меня, забирай всего, девочка! Твой… Только твой…» Лишь запах его, тепло груди, вкус ее солоноватый на моих губах. Лишь сила его во мне, стон его только мой, губы его на моей груди, слезы его на моих щеках… Но пришло утро с его четкими очертаниями предметов, об руку с реальностью, в гардеробе которой нет вуалей и длинных плащей. Когда я проснулась, Ричард держал меня за руку. Он еще спал. И я придвинулась к нему, я прижалась губами к его щеке, обняла.
-Я здесь, как и обещала, мистер Тайлер, — прошептала я. – Теперь ваш ход…
Еще почитать:
Глава 1
Вы не правы Петр Александрович! — Глава 1
Семейный портрет — Глава третья
Он один из них
«
»
