Мистер Хадсон Мистер Хадсон. Глава 22

Экран погас и тишину на лужайке прерывал только легкий ветерок, шуршавший в кустах акации, да щебет какой-то птички в тополях. И тут раздался хлопок, еще хлопок, и вокруг меня рассыпались аплодисменты, а я не могла поднять головы – слезы снова потекли из моих глаз. Чья-то ладонь легла на мое плечо, и я уже догадывалась, чья, а подняв голову, убедилась, что не ошиблась. Надо мной стояла, улыбаясь, с мокрыми от слез глазами Хелена. Она протягивала мне платок и пудреницу.

-Мишель!.. Ох, Мишель! – она погладила меня по плечу. – Вот, возьми… Ты… Я ожидала что-то подобное, подозревала какую-то тайну, но… Оказывается, ты – настоящая «звезда»!

Я взяла из ее рук платок и утерла слезы, мельком глянула на себя в зеркало пудреницы, чуть припудрила щеки дрожащими от волнения руками и только тогда подняла голову. Около меня стоял Дэвид с бокалом шампанского.

-Наверное, вам стоит выпить это, мисс Уотсон. Возьмите! И… примите от нас всех самое искреннее восхищение тем, что вы сделали когда-то. Пусть немного, но это было замечательно, поистине талантливо! Я просто счастлив и очень горд тем, что теперь знаком с вами, и пью сейчас за вас! Уверен, что ко мне сейчас присоединятся все, здесь присутствующие.

Я поднялась из кресла, принимая бокал из его рук.

-Спасибо… Спасибо вам всем! – пролепетала я, совершенно растроганная всеми этими улыбками, обращенными сейчас ко мне, чуть грустными, но такими теплыми, и продолжила. – Спасибо за то, что показали мне это. Я долгие годы старалась забыть о той своей жизни, я похоронила ее, и когда увидела первые кадры этого фильма, мне стало больно, я испугалась этой боли, но… потом мне полегчало. Я увидела, как красиво было то, что я делала когда-то, вспомнила, как это было здорово – танцевать с Ли Максвеллом, и поняла, что теперь могу принять эти воспоминания, могу гордиться ими… Простите мне мои слезы сейчас! Они о том, что кануло навсегда, о человеке, которого больше нет.

-Но вы-то здесь, Мишель! – раздался громкий голос Ричарда, и он подошел ко мне, нежно звякнув своим бокалом о мой. – Вы здесь, вы никуда не делись, как бы ни изменили свое имя и ни исчезли из поля зрения общества, знавшего Софи Фрай, но не Мишель Уотсон. Вы – это вы, что бы с вами ни случилось. Вы сняли коньки, но взяли в руки фотокамеру, и из них, из ваших рук, из вашего сердца, очень чутко принимающего красоту, вышли великолепные репортажи. Та очаровательная девочка, что творила чудеса на льду, она просто выросла, она пережила свою утрату, вынесла боль, но талант от горя не потерять, и последнее ваше детище доказало это еще раз!.. Брэндан, мы могли бы сейчас увидеть твой клип?

Я оцепенела, буквально, от ужаса при мысли, что именно сейчас мне при всех придется увидеть то, о чем я все эти дни старалась не думать. Из огня, да в полымя! Но Тайлер схватил меня за руку и держал, пока Брэндан готовил показ.

-Вы не посмеете убежать, мисс Уотсон! Даже не думайте! – прошипел он мне в ухо, улыбаясь при этом всем остальным так лучезарно и безмятежно, что моя растерянность начала превращаться в злость. Черт побери, он хорошо знал, как привести меня в чувство!

-Речь идет сейчас о том, что вы с Брэнданом создали, в чем принимали участие мы с Хеленой и еще многие люди, так имейте уважение и к их труду тоже! – продолжил он все тем же яростным шепотом. — И я не верю, что у вас нет уважения к собственным заслугам. Было бы не честно!

-Вы мне делаете больно, мистер Тайлер! – прошипела я в ответ.

-Почему вы замечаете только собственную боль и так мучаетесь лишь ею, Мишель?! Вам больно!.. Вы не такая, черт бы вас побрал! НЕ ТАКАЯ! И благодаря фильму о Софи Фрай все в этом только что убедились.

-Я больше не Софи Фрай! – тихо произнесла я. – Софи с ее наивной верой в то, что все всегда заканчивается хорошо и все плохое можно легко забыть, точно, ластиком стереть, умерла. Ее нет.

-Ложь! И прежде всего, вы обманываете саму себя, потому что, меня вам не обмануть… Вот, смотрите!

И Ричард одним движением повернул меня лицом к экрану, где уже мелькали первые кадры клипа, с которого уже звучала музыка, наполовину моя песня, которую в окончательном варианте я до сих пор и не слышала. Рука Ричарда больше не мешала мне убежать – я сама застыла на месте, завороженная тем, что увидела. О, да, я наблюдала результаты съемок, но не видела, как их обработали, как добавили то, что было сделано компьютером, как кадры соединились с тактами песни, и как возникло что-то очень красивое, трогательное, трепетное до слез… Волынка и женский голос. Обреченный, какой-то почти равнодушный…

Я увидела себя, но… то была, словно, и не я. Длинные волосы и грим изменили мое лицо. И я играла. То и вправду была я и… не я. Удивительно, но я смотрела и верила в то, что вижу. Эта девушка у каменной стены темницы, в которой ее держали, больше похожей на подземелье, но с крохотным оконцем, в которое еле пробивался дневной свет. Она машинально царапает ногтем камень, как будто, и не видя ничего вокруг. Глаза пусты, тусклы. Надежды больше нет. Нет даже слез… Руки в жутких ссадинах от кандалов, изодранное платье. Что теперь? Ничего. Смерть – это ничего, совсем ничего. Ничто… Девушка медленно поворачивает голову – за ней пришли. И только босые, израненные ножки по камням… Свет ослепил ее, она пытается защититься руками, но ее охранники дергают за цепи кандалов. Боль? Она скоро кончится. Все скоро кончится… Деревянная повозка – клетка, девушку швыряют на пол, как котенка, хлыст бьет по худому боку старой кобылы, повозка, шатаясь, катится деревянными колесами по грубой, булыжной мостовой… Как нежны были ее ручки в кружевах и шелковых рукавах! Как струился локон с высокой прически на оголенное декольте плечо! Как блестели ее глаза – король! Он смотрит на нее, он улыбается ей и лучезарны его глаза… Тусклое небо, серые дома, серые лица людей – им все равно, виновата она или нет. Так виновата ли она? Виновата ли, что кроме глаз его не видит она больше ничего, и лишь улыбка его – ее счастье. Такое робкое, такое скрытое… Так больно биться голыми плечами о прутья решетки, когда колесо попадает в сточную канаву, только боль в сердце еще сильнее – он, ее король, забыл ее… Он не спас от смерти, не помог… На улицах люди. Они оглядываются, они идут на площадь замка, где уже стоит эшафот, а с балкона свешивается, колыхаясь на ветру, флаг королевы. Дети бегут вслед повозке, хохочут и визжат: «Ведьма!.. Ведьму на костер!.» Им неведомо, кто эта приговоренная к смерти и за что ее осудили. Это просто дети, для которых казнь – одно из немногих развлечений… Повозка вдруг останавливается – что-то преградило ей дорогу, и тут к ней подбегает малышка с большими серыми глазами. Кудряшки из-под чепца… Она протягивает девушке цветы, красные головки чертополоха на длинных, колючих стеблях. Молча. Только так серьезны ее глазки, словно понимает и чувствует эта кроха гораздо больше, чем можно ожидать от ее такого маленького возраста. Словно хочет она сказать – я скоро вырасту и тоже пойду по дороге, вдоль которой растет чертополох, по которой так трудно идти, не изранив ног, не испытав боли в сердце… Кровь на шипах, на руках – может, так боль в сердце станет тише? О, нет ничего сильнее ее! Только свет в его глазах – увидеть бы его… Только объятия его, когда сердце это самое замирает и летит вон, в небо, а потом в пропасть… Тихие огоньки свечей – не забыть, как они отражались в его взгляде! Дыхание его на губах – лети же! И не важно, что будет потом, только не отпускай сейчас, целуй меня, мой король, забирай меня…

Я и не заметила, как Хелена подошла ко мне, как легла ее рука на мое плечо. И сейчас она сжала его так, что я невольно подняла голову и на мгновение глянула ей в лицо – она плакала, она кивнула мне и смахнула покатившуюся по щеке слезинку.

Песню подхватил хор, а следом целый оркестр, и она зазвучала так сильно, что сердце мое кувалдой забилось о мою грудь… Эшафот. Бедные, маленькие ножки гремят кандалами по грубым доскам. Кровь на ладошках и цветах. Сейчас. О, Боже, вот сейчас!.. Посмотри же на меня, посмотри в последний раз, мой король, дай мне лишь увидеть твои глаза, их лазурный свет! Попрощайся со мной… И он смотрит. Смотрит на нее и темны его глаза от ужаса и тоски, отравлен его взгляд бессилием спасти… Музыка шквалом обрушивается с экрана прямо в душу, заставляя руки дрожать – они не в силах унять волнение, и летит кровавый букет, что бы он знал, что бы запомнил – она любит его и с его именем… Оборвалась музыка тишиной, в которой должен был раздаться свист топора. Взгляд ее оборвался… Только моему некуда было деваться. С ним я ничего не могла сделать, и я видела этим взглядом. Где-то за погасшим экраном я видела, как снова смотрит на меня Ричард, как сияют его глаза, я чувствовала его объятия, нежность его и страсть, опрокинувшую правила, приличия, мой страх. Я видела темноту, наполненную поцелуями, и… тишину, в которой только его шепот и наш стон… Хадсон. Его не было здесь. Я не видела его среди гостей с той минуты, как он покинул праздничный стол. Но я не чувствовала и его отсутствия… Даже если он и не знал ничего о том, что произошло на съемках, после этого клипа только слепой не догадался бы об этом. Сцена в спальне кричала подлинной страстью! На экран не попало ничего предосудительного, но кровь сама бросалась в лицо, дыхание перехватывало – мы с Ричардом выдали себя с головой. И сейчас он стоял рядом, вновь взяв меня за руку, и этого Хадсон тоже не мог бы не заметить, где бы ни прятался, откуда ни следил бы за мной…

Я невольно дернула рукой, но Ричард только крепче сжал ее.

-Аплодисменты! – прошептал он. – Дань уважения и восхищения от людей, которые совершенно искренне восторгаются тем, что вы сделали, мисс Уотсон! Вы не посмеете проигнорировать их, струсив от того, как откровенно отразились ваши чувства на экране… Посмотрите на Брэндана – он счастлив, он радуется, как ребенок, ибо песня эта, клип этот – настоящая победа, успех!.. Посмотрите на Хелену… Посмотрите же, сколько в ее взгляде на вас радости за вас же, глупая девчонка, как она гордится вами, гордится дружбой с вами, маленькая, недоверчивая дурочка!..

И аплодисменты снова хлынули на меня в тишине, окружившей лужайку. Дэвид взял микрофон и поднял руку, прося внимания.

-Друзья!.. Дорогие мои!.. Откровенно говоря, я сейчас просто не нахожу слов…

Брэндан отнял у него микрофон.

-Не находишь, так позволь высказаться мне! – и он улыбнулся Дэвиду, похлопав того по плечу. – Мишель! Мисс Уотсон!.. Для меня вы по-прежнему под этим именем, хотя, ваше настоящее имя покрыто славой по достоинству. Но ваше право носить сейчас другое, да и в мою жизнь вы вошли под именем Мишель. Я привык к нему… Мишель, я многое мог бы сказать сейчас, ибо о многом думал в связи с вами, с тем, что вы сделали, какое впечатление произвели на меня, старого волка от рока, перед которым благоговели, как и перед всей нашей «Королевской» четверкой. Вам ли чувствовать себя серой мышкой, скромной девочкой, с трепетом подбирающей слова в разговоре с нами?! Вам ли??.. И я сейчас иду к вам, — Брэндан направился ко мне, сияя всей своей чистой душой, — что бы пожать вам руку, как человеку, дружбой с которым я горжусь не менее, чем с теми, кто сейчас здесь находится!

Подойдя, он подхватил мою ладонь, крепко, по-мужски сжал ее, а потом поднес к губам.

-Я чувствовал, только познакомившись с вами, — продолжил он, держа мою ладонь в своей, — что вы из тех людей, тех немногих людей, которых жизнь преподносит редко, с которыми легко и приятно, на которых можно положиться и которыми не устаешь восхищаться… Да хранит вас Господь, Мишель… а еще тот, кого вы любите!

И подняв мою руку, как поднимают руку победителя, он повернулся к гостям, и те снова зааплодировали.

-Принеси нам выпить, прошу тебя! – громко попросил его в шуме Ричард.

И Брэндан принес целый поднос с рюмками, наполненными бренди. Гости собрались вокруг нас и дружно выпили за будущий успех обреченного на него клипа. Все наперебой высказывали свое восхищение, свои впечатления, хлопали Брэндана по плечу, делали комплименты мне. Я выпила свою рюмку, и Ричард тут же налил мне еще. Я подняла на него недоуменно-насмешливый взгляд.

-Пейте, не смущайтесь! И не бойтесь. Я с вами сейчас и вам никуда не деться. Ничего с вами не случится, тем более, что от волнения вы уже достаточно протрезвели… Выпейте хотя бы за мое здоровье в день моего Рождения, Мишель! А то я уже сомневаюсь, что сейчас кто-то еще о нем помнит.

Я послушно выпила, глянув ему в глаза и поспешно отведя взгляд – в них можно было утонуть. Он забрал у меня рюмку и поставил вместе со своей на поднос.

-А теперь давайте-ка пройдемся, мисс Уотсон. Пусть они, — Ричард кивнул на гостей, — болтают себе на здоровье. Мне кажется, они и не заметят нашего отсутствия. Благодаря стараниям Дэвида, у них достаточно тем для разговоров! Пойдемте-пойдемте!

И он потащил меня по тропинке, ведущей к берегу.