В эту же секунду бронированный панцирь «Белого предводителя», со свистом закипающего чайника, взмыл в воздух и полетел навстречу “Рабочему”.

— Пригнись! – предупредил каждый друг друга на фрегате.

Описав дугу, вражеский череп гигантской черепахи сгинул в пучине, срезав перед этим четыре последних буквы имени корабля; располовинил грот мачту; разметал по палубе и утопил в океане пушки двух орудий и треть всей команды; разбомбил в щепки дверь и крышу каюты капитана. Будь то прицельный выстрел, черепаха подмяла бы под себя весь теремок.

Могло показаться, что Роджер чуть не выпал из опасно накренившейся смотровой бочки, но на деле он, уверенно, словно подобные трюки были у него вместо приемов пищи, ухватился за попавшийся под руки штаг и, под бурные аплодисменты уцелевших коллег, съехал по нему вниз, точно к штурвалу. Плащ капитана не успел коснуться дощатого пола, как верхняя половина грот мачты, будто выпущенная стрела, ухнула вниз, прикончила последнее палубное орудие и повисла на снастях.

— Не время скорбеть, друзья! Оплачем наших товаищей после… После смерти белого педводителя! — лицом Веселый Роджер остался невозмутим, когда как «Весёлый Роджер» на его плаще окрасился в кровавый цвет мести.

Капитан крутанул штурвал резко вправо и фрегат, сильно накренившись на тот же борт, продемонстрировал вражескому кораблю ощетинившийся акулий оскал — усеянный в четыре ряда гарпунными пушками борт противоположный.