Издали докатился приглушенный раскат грома.

С вершины Мраморной горы, над которой возвышался особняк, боссу открывался потрясающий вид. Зелёные барханы деревьев, обрамлённые с боков бетонными коробками давно мертвой цивилизации, распростерлись до гряды айсбергов на западе. С юга и севера, навстречу друг другу, стягивались циклоны. Причем тот, что шёл с юга, клубился чёрно-зелеными переливами, а с севера — черно-синими. Линия горизонта была пока что ярко очерчена алым заходящим солнцем, которое, тоже пока что, разделяло два грозовых фронта. И пока небо не обрушилось на землю, над деревьями, колышущимися на ветру, словно барашки волн, были хорошо видны все изгибы, все пятьдесят четыре трубы фабрики.

— Быть грозе, — сказал босс, любуясь своим любимым детищем.

Проведя обряд экзорцизма, босс изгнал из своего тела любящего отца, и теперь его место занял строгий предприимчивый отчим, некогда прибравший фабрику к своим рукам. Отчима очень волновал дым, который не шёл не из одной трубы приёмного чада. Босс, закрыв глаза, сильно потер их костяшками пальцев, будто боясь, что нарастающая в затылке боль, выдавит глазные яблоки из орбит, и громко выругался бы, но сухие губы его еле разомкнулись, выпустив наружу нечленораздельный звук обезвоженного человека. Настало время вернуться в кабинет, вызвать дворецкого, имя которого беспросветно залило чернилами в списке его имён, и приказать чаю.